Читальный зал

Юрий Рост в полный рост

В центральной библитеке Бруклина в минувшие выходные состоялась встреча с Юрием Ростом. Меня поразило количество людей, пожелавших встретиться с обозревателем «Новой газеты» - той самой, журналистов и авторов которой периодически отстреливают. Причастность к этому изданию ставит тебя в разряд потенциальных смертников. Но настоящая журналистика - это не только умение писать, мыслить, находить самое главное, это еще и образ жизни, отношение к властям и своему делу. Вот как обозначил его Юрий Рост в одном из своих интервью: «Я отношусь к правительству и президенту (России) так же, как они ко мне. Мне на них наплевать. И на вверенное им население, средства массовой информации и особо на ведущих тележурналистов наплевать тоже. Им не бывает стыдно».
Было это сказано по поводу войны в Грузии, когда Юрий Рост провозгласил: «Я – грузин». Хотя Юрий Михайлович далеко не грузин, он родился в Киеве в актерской семье и принадлежит к нашему поколению, которое стало сознательно воспринимать жизнь уже после войны.
На свете немало талантливых журналистов, особенно фотокорреспондентов. А вот Юрий Рост – не один из них, он вообще один. Каждый его снимок можно читать как рассказ, как стихотворение, ибо в нем столько деталей, внутреннего мира, что просто диву даешься, как такое возможно. Это не остановленное мгновение, это как книга, которую нужно долго рассматривать и читать. Это взгляд внутрь себя.
В Москве, у Никитских ворот, там, где главное здание ИТАР–ТАСС, всегда были окна с фотографиями жизни страны и мира. Они великолепно сделаны известными мастерами, но абсолютно никого не трогают. Там фотографии официальные, и страна на этих снимках такая, какой ее хочет видеть начальство. В официальной хронике живет скука. А в работах Роста – человек.
Это страна Юрия Роста, в которой хочется жить. Каждую фотографию он снабжает текстом, но это не обычная текстовка, а художественная публицистика. Это его жанр, очень близкий к литературному. Он фотограф, журналист, писатель, даже киноактер и телеведущий. Из его фотографий делают кино.
Помните его трогательный рассказ о собаке, которую хозяин бросил на аэродроме, и она два года ждала его возвращения? Она каждый день приходила на аэродром и ждала, ждала, ждала... Он так и назвал свой маленький очерк «Ждет два года». О собаке и ее хозяине, который бросил ее и улетел, сняли фильм, поставили спектакль, написали песню, письма с откликами и деньгами на содержание собаки приходили мешками. Собаку с трудной судьбой приютила специально прилетевшая за ней из Киева внучка украинского классика Вера Котляревская и увезла к себе. Юрий следил за ее судьбой, и собака пришла в себя только после того, как у нее появились щенки.
Сегодня эссе Юрия Роста можно читать в «Новой газете».Он влюбляется в своих героев и дружит с ними всю жизнь. А когда тебя любят, это тянется по жизни долгие годы «И у меня потребность в этих отношениях и долги перед этими людьми», - говорит Юрий. И получается рассказ про век, который мы прожили...
Нет ни будущего, ни прошлого, есть только настоящее, то, что присходит на наших глазах. Фотографии Роста читаются, как книги, а остановленное им время превращается в рассказ художника. Он показывает общее состояние нормальных животворящих людей. И все они перемешаны – и дети, и старики, и колхозники, и известные настоящие артисты-творцы, и ученые.
Я привез с собой сюда знаменитый фотопортрет академика Сахарова работы Юрия Роста. Он написал об академике – символе России такие слова: «Сахаров шел по своей дороге, не смешиваясь ни с кем, не обходя препятствия, защищая человека, имеющего право жить достойно. И толпа не любила его. Он ушел и облегчил нашу участь. Не стыдно больше. Команда «вольно» принята страной к исполнению. А он хотел, чтобы было свободно».
Некий персонаж с физиономией, на которой запечатлены все мыслимые и немыслимые пороки и представляющий самую мусорную газету Бруклина, обратился на этой встрече к Юрию Михайловичу с вопросом: какие чувства он испытал, когда ему вручали государственную премию? На это Рост ответил так:
— Мне вручили, я сказал спасибо и ушел. Вот и все. Самой большой наградой для себя считаю то, что меня упомянул в своей книге Андрей Дмитриевич Сахаров.
Кстати, отсюда я еду встречаться с Еленой Георгиевной Боннэр.
У Роста множество всяческих наград, их и перечислять не стоит. Самое главное для творческого человека не это. Он привез в Нью-Йорк, чтоб нам показать, 350 своих фотографий. Они легко проецируются через компьютер на экран, и все равно не то получается. Это не те «карточки», как называет их автор, а их электронное отображение. Им привычнее на газетных полосах и журнальных страницах. Там они живые, разговаривающие. Но все привычные, виденные в «Комсомольской правде», в «Литгазете», «Московских новостях», «Общей газете», в «Новой» – издания, в которых он оставил след. Так не обсуждались глубокие статьи, как его фотографии с текстовками. Их ждали.
Помню, как мы удивлялись манере его светописи и письма: буквы вроде бы те же самые, слова те же, а вот глубина, зашифрованные в них эмоции просто потрясали. На это обратили внимание не только в Советском Союзе. Английский лорд Вайндельфельд – владелец лондонского крупнейшего издательства, выпустил в свет его книгу, и Рост, по его словам, «был подвергнут презентации». На ней он не надувал щеки, как это делают другие, - для него это абсолютно нехарактерно, а думал о заплатах на своих вельветовых штанах. И на первый свой зарубежный гонорар купил две пары «антисоветских штанов» - настоящие американские джинсы.
Интересно, как он себя позиционирует. Рост называет себя просто прохожим. Он идет по жизни, вглядываясь в нее. Он ведь не собирался быть журналистом, а постигал профессию тренера по плаванию и водному поло в институте физкультуры (журфак Ленинградского университета он окончил только в 1972 году). Будучи спортсменом, испытывал пристрастие, как и все студенты, к джазу, рок-н-роллу и стихам Пастернака, в котором ему нравилась странность: «По стене сбежались стрелки, час похож на таракана», «Февраль, достать чернил и плакать». А за то, что любил Пастернака и часто цитировал его, подвергся доносу. Однажды его даже отвезли в КГБ «для профилактики». И еще за то, что носил вельветовые штаны. Там с ним провели «профилактическую беседу», а затем и проработку на комсомольском собрании, посадив на сцену актового зала. Докладчик сообщил студентам, что обвиняемые собирались вечерами, слушали американскую музыку рок-н-ролл и читали запрещенные стихи голыми. И на обнаженных девичьих животах играли в карты на деньги, поливая девичьи груди шампанским. Тогда это называлось низкопоклонством перед Западом. Для отчета о борьбе с тлетворным влиянием Запада органам необходимо было даже в физкультурном институте открыть какую-нибудь организацию с «сомнительным моральным обликом», а ежели таковой не окажется – придумать ее. Страна протертых штанов, в которой даже джинсы стали образом жизни, в которой средний уровень бардака был и так очень высоким, искала новые пути для перманентной борьбы. Да, пожалуй, не было такого вуза в стране злобного сволочья, где бы не прорабатывали таким макаром.
«Я купил себе две пары джинсов, чтобы надеть их и не снимать никогда, кроме сна. Я не забыл своей роли прохожего в джинсах и в кожаной потертой куртке, – рассказывал он.
Свой первый снимок старенькой камерой восьмилетний Рост сделал в киевском дворе, запечатлев своих друзей 1947 года. Он сумел показать, как дети послевоенной поры делились на тех, у кого отец не вернулся с войны, у кого был только ранен (Юрин отец был тяжело ранен под Сталинградом, где воевал вместе с Виктором Некрасовым) и тех, чьи отцы пришли. Это было видно по одежде. После войны люди, измученные войной, говорили друг другу: «Теперь время жить!». Но Сталин жить не дал, хотя немного подышали воздухом свободы, совсем чуть-чуть после Великой Победы. Это длилось всего две недели, до 24 мая 1945 года, когда Сталин выступил на приеме с речью «благодарности великому русскому народу, во славу «винтиков» великого государственного механизма, которые держат нас, как основание держит вершину». Тогда и пошла генеральская правда о войне, а окопной, лейтенантской правды Виктора Некрасова, Василя Быкова, Виктора Астафьева, Григория Бакланова еще не было. Люди тогда знали, что СМЕРШ – это на всю жизнь.
А помните знаменитый снимок Роста - чистильщик обуви на одной из улиц Москвы? Хитрая такая улыбка старого человека с военной медалью, а вокруг атрибуты его труда. В ту пору чистильщиками в Москве были, в основном, ассирийцы. И в нашем городе был такой чистильщик, только не ассириец, а совсем наоборот – безногий танкист с окладистой бородой, очень похожий на Карла Маркса, сидевший со своим хозяйством у центрального книжного магазина. У него и фамилия была Маркс. И мы беззаботно проходили мимо него. А Юрий не прошел мимо, остановился и сделал исторический снимок. И чистильщик Ашот, увидев свой снимок в газете, подарил Юре самое дорогое, что у него было – баночку гуталина. Потом всех чистильщиков-инвалидов войны убрали по приказу Сталина, чтоб не портили облик городов. Их отправили куда-то на Север, на погибель.
Потом Юра устроил в «Комсомольской правде» «Фронтовую землянку», в которой вместе с Юрием Шаламовым, живущим нынче в Нью-Йорке, снимал фронтовиков и писал о них вместе с Юрием Щекочихиным, убитым депутатом. Они вместе с Шаламовым и пришли на встречу в Бруклинской центральной библиотеке – два старых друга, которых разлучила судьба.
— Я давно к вам собирался, – сказал Рост, – и сейчас вам напомню нашу жизнь. И показал снимки, вошедшие в книгу «Группопой портрет на фоне века». Да, это был наш век, это наши люди, которые жили рядом.
— Это люди той страны, которую я люблю. Их люблю, – поправился Юрий.
Особенно любит мастер снимать людей русского Севера и Грузии.
— А творческий метод у меня остался на уровне 1947 года, – пошутил он. – У меня задача не просто показать людей, а показать их на уровне ощущений, потому что так наиболее достоверно. Пишу только о том, что видел, что знаю, стараясь показать цвет и запах времени. А за каждым человеком возникает картина мира. Поэтому люблю снимать людей пожилых и детей. Хотя страна моя безумна, и глупцы ведут ее неведомо куда.
Вот десять братьев Лысенко, которые прошли всю войну, и все десять вернулись с нее невредимыми. Вот рядовой Богданов, который ушел на фронт, оставив 11 детей. Он прошел через войну, защищая страну, а страна не уберегла его детей – они все погибли, не осталось ни одного.
Вот Алиса Фрейдлих, снятая через зеркало – Алиса в зазеркалье.
— Женщины в зеркале себя узнают, а на фото не хотят. Так я это совместил.
А вот снимок дурака, который в партию вступил ради того, чтобы ему вставили зубы. Зубы ему сделали железные, да такие, что их больно было носить. Дурак жаловался:
— И зубов нет, и в партию вот вступил. А зачем?
Да, он снимает и великих людей, и дураков, детей и стариков, лицедеев и крестьян, художников и поэтов. Вот на снимке Роста 90-летний Мартирос Сарьян, все время рисующий листья и разбрасывающий их вокруг себя. Вот сванские женщины в черном, которые постоянно носят траур – черные женщины, черные вдовы. Они перевязывают пасти собакам и коровам, чтобы не издавали никаких звуков и было тихо. Они вызывают души погибших от схода лавины односельчан, зовут их по именам, говорят с ними нарочито громко – чтоб услышали.
А вот друг Юрия Роста патологоанатом Александр Талалаев, с которым произошла просто диковинная история. Это единственный человек, который пролежал в мавзолее рядом с Лениным и Сталиным целых полчаса. Он спускался в мавзолей, а там внизу ступенька, о которой предупреждают, но он не услышал – оступился и рухнул на пол без сознания. И пролежал так полчаса, пока не ожил после того, как его вынесли на свежий воздух. А вскоре после него вынесли и Сталина.
Поэтому Юрий о своей политической ориентации говорит так: «Я пишу только то, что видел своими глазами. Я видел Ленина и Сталина в гробу».
Удивительное дело – он снимал массу людей, всех помнит и может рассказывать о них часами, потому что он дружит со своими героями.
За два дня до военного вторжения России в Грузию он прикатил в эту маленькую страну на мотоцикле из Лондона. Восемь дней ехал. Как чувствовал, что будет большая работа и что он там нужен. Он снимал в Москве «Норд-Ост», когда там случилось. Он как стрелка компаса чувствует события. И говорит, что журналистика – это информационный распределитель.
Он создал портрет на фоне эпохи, прошлого и нынешнего веков. Он работает и шагает по жизни так, что штаны рвутся. Только джинсы и выручают.
Владимир Левин, Нью-Йорк

newswe.com