Читальный зал

Умер Эфраим Севела

Мы дружили с Эфраимом и его чудесной женой Зоей Осиповой (на снимке), верным его другом и литературным помощником, самоотверженно до последней секунды боровшейся за жизнь мужа. Они бывали у нас, мы – у них, а когда Эфраим заболел и с помощью Зои выходил из дома «погулять на скамейке», присаживались рядом и с неослабным интересом слушали его искрометные, остроумные рассказы.
Собственно, с таких вот устных рассказов Эфраим и начался как писатель. Но этому предшествовали особые события.
24 февраля 1971 года москвичей взбудоражил необычный слух: 24 еврея устроили в помещении Приемной Председателя Президиума Верховного совета СССР сидячую забастовку, требуя разрешить советским евреям свободный выезд в Израиль.
Советские СМИ, разумеется, помалкивали, но «вражеские» голоса настойчиво твердили об этом событии. И Президиум Верховного Совета СССР принял Постановление о свободной эмиграции советских евреев с лишением их советского гражданства, вступавшее в силу через 48 часов. «Бунтари-закоперщики» подлежали немедленному выдворения из страны. Среди них был успешный кинодраматург и режиссер – бородатый красавец, косая сажень в плечах, известный сквернослов и дебошир – Эфраим Севела.
Так впервые за полстолетия состоялось историческое решение советских властей о легальной эмиграции из СССР, ее граждан, пробившее брешь в «железном занавесе» страны. «Вражеские голоса» в тот же вечер оповестили об этом мир. Перечислялись фамилии «закопёрщиков», США, Канада, Израиль и другие страны им предлагали политическое убежище.
— И никаких «бесед» в КГБ? – поинтересовались мы у Севелы…
— Шутите?! Едва я появился в ОВИРе, чтобы оформить документы на выезд, меня пригласили к начальнику антисионистского отдела КГБ СССР генерал-лейтенанту Георгию Минину. «Вот ваше личное дело, – сказал он, открывая пухлую канцелярскую папку, - будь моя воля, никогда б не отпустил вас. У нас таких, как вы, по пальцам перечесть». Достав из папки пачку «Благодарностей Верховного Главнокомандующего», которые за участие в удачных наступательных операциях Отечественной войны вручались офицерам и солдатам, а я, 14-летний, был «сыном полка», он воскликнул: «Ну, как отпустить такого воина?!» – и продолжил наставительно:
— Очень скоро вы окажетесь на войне… – Вам видней, - смело отвечал я, уже почти «свободный человек», – это в вашем КГБ планируются войны на Ближнем Востоке.
Генерал пропустил мою наглую реплику мимо ушей:
— Не посрамите чести своих боевых учителей!
Но медаль «За отвагу», врученную мне «учителями», изъял вместе с советским паспортом.
Пройдет много лет, и я, вернувшись в Москву, выступлю на конференции по случаю организации Российского Еврейского Конгресса. Пожалуй, в зале я был единственным вернувшимся в Россию израильским гражданином, участвовавшим в войне с арабами. Рассказав с трибуны о напутствии генерала Минина перед моим выдворением из СССР, и, воспользовавшись присутствием в зале мэра Лужкова, обратился к нему с просьбой: «Юрий Михайлович, если вы когда-нибудь увидите генерала Минина, передайте ему, пожалуйста: его наказ – не посрамить боевых учителей - выполнен с честью. На второй же день войны Судного дня я подбил два арабских советских танка «Т-54» и пушку». Зал взорвался смехом. Лужков едва удержался в кресле. А если всерьез, война 1973 года была особенно кровавой и стоила Израилю немалых жертв. Только «русских евреев», кстати, вооруженных трофейным советским оружием, захваченным в боях с арабами, погибло свыше четырехсот.
— Но почему, – спросили мы Эфраима, - вы решили уехать из СССР? И не во Францию, к примеру, или другую европейскую страну, а в Израиль? Были диссидентом? Сионистом?
—Ни тем и ни другим. Вполне благополучным был гражданином. Востребованным киносценаристом, режиссером. В советских кинотеатрах с успехом шли семь моих фильмов...
— Ваш «Крепкий орешек» и сегодня показывают по ТВ, он смотрится с интересом. — ... По тем временам состоятельный человек, я был женат на падчерице Эдит Утесовой, подарившей мне дочку – красавицу Машу, владел трехкомантой кооперативной квартирой в новом доме Союза кинематографистов у метро «Аэропорт» , машиной, солидным счётом в банке.
— Чего же вам, спрашивается, не хватало? — Свободы. Меня лишили свободы творчества. Мои сценарии интерпретировались по велению свыше. В них вписывались чужие слова, мысли, целые эпизоды, «соответствующие линии партии». А я не желал идти дорогой, которую мне навязывали, схватывался с VIPами самого высокого ранга. И они выработали по отношению ко мне тактику: «не принимать!». Оставаться дальше «высокооплачиваемой проституткой кино» не мог. К тому же, мне все чаще стали напоминать, что я еврей - со всеми вытекающими из этого неординарного факта последствиями. Как «ярого антисоветчика», выперли из Союза кинематографистов СССР. И я решил уехать. В Израиль. Хотел послужить государству своего народа, для которого не сделал ничего хорошего. Вспомнил (смеется): когда стюардесса объявила, что наш самолет пересек воздушную границу СССР, я вскочил с кресла и, раскинув руки, выкрикнул на весь салон: «О, слава Богу! Мы на свободе!». Моя мудрая двенадцатилетняя Машка одернула меня: «Папа, успокойся! Мы в самолете Аэрофлота, он может повернуть назад».
Кстати, в Шереметьево провожать нас, первых легальных эмигрантов, пришла уйма народа. Пришел и известный русский писатель Виктор Некрасов с огромной шестиконечной звездой на груди, после чего многие зачислили его в евреи.
— Вы стремились в Израиль, а оказались в Париже..
— Между Израилем и СССР в те годы были прерваны дипломатические отношения. В Тель-Авив летали с пересадкой в Париже. Билеты купил за свой счёт. В кармане 300 долларов США на троих – не разгуляешься. Но в аэропорту им. Де-Голля мы неожиданно оказались в дружеских объятиях барона Эдмонда Ротшильда, (Да-да, того самого, миллиардера). Он специально приехал нас встречать. Несколько дней спустя Ротшильд отправил нас собственным самолетом на кинофестиваль в Канны. Там на грандиозном митинге мы собрали и отправили Брежневу более 1600 подписей протеста против ущемления прав евреев СССР...
Вернувшись в Париж, семья Севелы вновь оказалась под покровительством Ротшильда. Он поселил ее в фешенебельной зоне города, приглашал в свою загородную резиденцию и часами мог слушать истории блестящего рассказчика Эфраима Севелы.
В общении им помогала Маша. Закончив в Москве пять классов французской школы, она переводила свободно, да еще с парижским акцентом. (И так же свободно – на немецком и английском).
Это он, барон Эдмонд, разглядел в Севеле талант самобытного писателя и буквально силой заставил взяться за перо. Родилась первая книга Эфраима «Легенды Инвалидной улицы», он написал ее за две недели. Дебютирующий писатель рассказал о городе, в котором родился, и о невыговаривающих букву «р» евреях местечка – Инвалидной улицы, которые навсегда остались в его памяти.
По просьбе Ротшильда рукопись прочитала Ида Шагал – дочь Марка Шагала, женщина изумительной красоты и тончайшего ума. «Вы даже не понимаете, что написали! - сказала она Эфраиму. – Вы последний еврейский классик на земле!». А сам Марк Шагал рукопись, которую ему дала дочь, читал всю ночь и наутро вышел с красными глазами.
«Молодой человек, – сказал он Севеле, пригласив его к себе, – я вам завидую: эта книга будет самым лучшим витамином для евреев, чтобы они не стыдились называться евреями».
Позже критик, анализируя творчество Севелы, напишет: «Эфраим Севела, писатель небольшого народа, разговаривает со своим читателем с той требовательностью, суровостью и любовью, которые может позволить себе только писатель большого народа».
— Сколько лет вы прожили в Израиле?
— Всего шесть. Солдатом-добровольцем ЦАХАЛа участвовал в войне Судного дня. Здесь родился мой сын. Здесь я написал свои книги «Моня Цацкес - знаменосец», «Остановите самолет, я слезу». За полгода поездки по Америке собрал для Израиля полмиллиона долларов, выступая перед «долларовыми донорами». Хотелось сделать для своей страны много полезного.
— И все же вы уехали в Америку...
— Причина в том, что я не могу идти той дорогой, которой мне категорически указывают. В США я арендовал квартиру в Нью-Йорке на Брайтон-Бич, где живет много евреев-эмигрантов; общение с ними составляло для меня большое удовольствие. Ночами много писал, а днем часами валялся на пляже на берегу океана, И прослыл отчаянным бездельником.
Однажды в ресторане, где я обедал, ко мне в сопровождении двух крепких парней подошел мужчина лет сорока в элегантном костюме. Не дожидаясь приглашения, он сел за столик и сказал с неистребимым одесским акцентом: «И не отказывайтесь. Вы – Эфраим. Я – Сеня. У нас все знают меня, и я бы очень хотел посмотреть на того, кто скажет Сене хоть бы словечко против». Он протянул мне ладонь с огромным золотым перстнем на безымянном пальце: «Я читал вашего Моню. А теперь хочу каждое утро читать одну за другой страницы вашей новой книги». (Я писал тогда большую повесть «Тойота-Королла»). «Так вот, – продолжал Сеня, – сегодня я открываю специальную газету, в которой ежедневно будет печататься то, что вы написали за ночь». И он действительно открыл такую газету, и в ней действительно из номера в номер печатались главы моей новой книги. А когда я ее закончил, Сеня газету закрыл, объявив, что издавать книгу будет он, а не кто-то другой, и откроет для этого специальное издательство. Однако выполнить задуманное не смог. Вдруг исчез. Вскоре я услышал, что его убили во время очередной сходки «братков».
— Судя по тому, как вам благотворно работалось в Америке, в европейских странах, особенно в Германии, вы чувствовали себя тоже вполне вольготно. И все же вернулись в Москву...
— Вернулся временно, едва появилась такая возможность. Ужасно хотелось пожить среди людей, говоривших на моем родном с детства языке. И надо было случиться, что приехал в день, когда происходили судьбоносные события у Белого дома, сулящие стране свободу и демократию. Встретил овдовевшую жену своего друга – известного сценариста Юлия Дунского Зою Осипову. И остался.
...Сегодня замечательного еврейского писателя Эфраима Севелы не стало. Он оставил людям богатейшее наследство: 15 повестей и романов, завоевавших сердца читателей во всем мире и выдержавших 275 изданий на разных языках; 14 прекрасных фильмов, среди которых «Попугай, говорящий на идиш», «Ноктюрн Шопена», «Колыбельная», признанные классикой современного кинематографа.
Спасибо тебе, Эфраим, за это богатство.
Майя Немировская, Владислав Шницер, Москва