Читальный зал

Интернет и жизнь

Происходящее на Ближнем Востоке все сложнее объяснять в рамках антиамериканской конспирологии. Если только не предположить, что Вашингтон занялся целенаправленным демонтажем собственной сферы влияния. Вообще в ближневосточных революциях на самом деле больше разного, чем общего. Видимо, перед нами действительно наступление совершенно новой эпохи. Виртуальность столкнулась с реальностью. И теперь решается, кто сильнее.
Как уже писал «Частный корреспондент», и Египет, и Тунис были при прежних президентах странами безупречно прозападными, соответственно, версия руки Вашингтона представлялась, мягко говоря, странной. Столь же безупречно прозападными являются Иордания и Марокко. Давно уже никаких претензий нет у Запада к Алжиру и Йемену. Более того, даже с Ливией уже почти 10 лет как все хорошо.
Совсем уж абсурдна версия «американских происков» применительно к Бахрейну. Эта страна – главная база американского 5-го флота (все тральщики ВМС США официально приписаны к Манаме). Собственно, в событиях здесь, наоборот, очень явственно просматривается иранский, то есть антиамериканский, след. Ведь в Бахрейне восстали шииты, а в этом случае нет особых сомнений, что действовала рука Тегерана. То же самое можно сказать про события в Ираке. Американцы уж точно не для того положили 4,5 тыс. жизней, чтобы теперь свергать сформированное ими же правительство Ирака. В еще большей степени это можно сказать про происходящее в Иракском Курдистане, который логичнее рассматривать отдельно от остального Ирака. Разве что иранские беспорядки на руку Вашингтону, но вряд ли ради их организации надо было сносить дружеские режимы. Можно, конечно, предположить, что американцы именно таким способом решили, уходя с Ближнего Востока, хлопнуть дверью («Так не доставайся же ты никому!»). Но как-то это уж очень экстравагантно.
уж не ложится в контекст теория войны за нефть, поскольку нынешние ближневосточные революции не несут ничего, кроме ее резкого удорожания.
Очень четко видно, в какой откровенной растерянности находится Вашингтон. Он обязан поддерживать восставших (такова американская концепция – защита всех угнетенных, борющихся за свободу), при этом прекрасно понимает, что ближневосточные революции могут привести к катастрофической дестабилизации региона. В некоторых случаях (особенно, конечно, в бахрейнском) выбор оказывается просто невыносим.
Если, наконец, отвлечься от конспирологии, то можно заметить, что ближневосточные революции очень разные. Самое удивительное, что они ничуть не исламские, хотя за пределами региона больше всего боятся именно этого варианта. Лишь в Бахрейне есть религиозная подоплека, но в своеобразном варианте – шииты составляют 75% населения, а власть принадлежит суннитам. Так что протест скорее социальный, чем конфессиональный. Чисто социальные причины у тунисской и египетской революций, а также у беспорядков в Иране, Марокко, Иордании, Алжире. В Ливии и Йемене причины вроде бы тоже социальные, но за ними стоит межплеменной раскол в искусственных, по сути, странах. Йемен вполне может снова распасться на север и юг (как, собственно, и было до 1994 года), Ливия – на запад и восток. В Ираке имеет место смесь социальных и национальных проблем. Бахрейн очень богатый, Ливия просто богатая, Йемен абсолютно нищий, остальные посередине. Так что и здесь ничего объединяющего нет.
Нельзя даже сказать, что революции носят некий панарабский характер, поскольку в них уже втянулись персы и курды. То есть объединяющим признаком является лишь регион. И религия, но вот она-то, как уже было сказано, практически ни при чем.
А вот что точно объединяет все революции – они делаются через интернет и телевизор (в первую очередь через «Аль-Джазиру»).
Таким образом, перед нами революции нового типа. Видимо, их можно назвать революциями информационного общества. Они больше не нуждаются в политических партиях и движениях. Именно поэтому с ними так сложно бороться старыми методами. Но именно поэтому у самих этих революций не очень радужные перспективы. Так, в очень благополучном до последнего времени Тунисе после революции воцарился полный хаос, освобожденные граждане толпами ломанулись от него в Европу. В Египте с вероятностью 90% произойдет обмен шила на мыло, после организованных армией выборов у власти окажется в лучшем случае Мубарак-light.
Теория постиндустриального информационного общества (в котором информация важнее производства) сейчас уже практически не подвергается обсуждению. Интернет стал ее воплощением. Он проник во все сферы жизни. Даже в военном деле теория информационного общества воплотилась в концепцию сетецентрической войны.
Отрицать пользу интернета и вообще информационных технологий было бы странно. Они на самом деле дают людям совершенно новые возможности и многократно повышают эффективность всего. Тем не менее у интернета есть ряд недостатков.
Интернет нельзя есть и пить, для этого по-прежнему нужны еда и питье.
В интернет нельзя одеваться и обуваться, людям по-прежнему нужны одежда и обувь.
В интернете нельзя жить. То есть многие уже пытаются это делать, но даже они при этом все равно находятся в каких-нибудь помещениях. Желательно даже благоустроенных.
Интернетом нельзя обогреваться и освещаться, для обогревания и освещения требуются топливо и энергия (иначе и сам интернет работать не будет).
На интернете нельзя передвигаться, для этого, как и раньше, необходимы разнообразные транспортные средства.
Интернетом нельзя лечиться, для этого все равно требуются лекарства, специальные учреждения и соответствующим образом обученные люди, известные под названием «врачи».
Интернетом нельзя воевать, для этого до сих пор нужны бронетехника, артиллерия, авиация и флот.
С помощью интернета нельзя произвести еду, питье, одежду, обувь, дома, транспортные средства, лекарства, вооружения. Для этого нужны станки, металлы, производственные помещения и т.д. и т.п.
Все эти моменты как-то выпадают из сферы внимания апологетов информационного общества, увешанных айфонами, айпадами и нотиками (каковые давно превратились в некую самоцель и вещи в себе). Они уже, кажется, всерьез уверовали в то, что виртуальность – это и есть реальность. Нам это, к сожалению, знакомо очень хорошо.
Мы уже 11 лет живем под прессингом агитпропа, который формирует в сознании людей виртуальную реальность, практически никак не соотносящуюся с реальной реальностью. Причем, судя по всему, создатели этой виртуальной реальности всерьез поверили в нее сами. Тем более что формирующие виртуальную реальность пиарщики – люди очень специфические. Они не знают ничего ни о чем, их представления о реальной реальности находятся, как правило, на уровне абсолютно пещерном (это смесь постмодернистского бреда и антинаучного мракобесия). Поэтому они очень легко начинают верить в собственное вранье и оказываются в абсолютном шоке, когда вдруг сталкиваются с реальной реальностью. Как правило, в этом случае они продолжают врать, поскольку ничего другого все равно не умеют, да и альтернатив своему вранью просто не знают.
По-видимому, Ближний Восток столкнулся со схожим феноменом. Потому что на самом деле единственный по-настоящему объединяющий признак всех революций – тип режимов в странах, где они происходят. Это клептократии, живущие на штыках и агитпропе (соотношение первого и второго в каждой стране разное). И в этом плане они ничем не отличаются от России.
Ближневосточные революционеры оказались в полной мере детьми информационного общества. Они прекрасно освоили его технологии, гораздо лучше, чем режимы, против которых они выступают. И они прекрасно знали, против кого и чего они борются. Но так и не решили за что. С негативом все было отлично, с позитивом – гораздо хуже. Поэтому на выходе получились тунисский хаос и египетский обмен шила на мыло. Может быть, мы еще увидим и ливийскую, и йеменскую гражданские войны.
При этом информационные технологии дают великолепную возможность сформировать позитив без тайных сходок и печатания листовок. Потенциальные революционеры как минимум давно могли бы с помощью интернета и социальных сетей хотя бы написать четкую программу того, что они хотят построить в стране, освобожденной от клептократии. Тем более среди революционеров преобладают люди хорошо образованные, причем в самых разных областях. И все шаги, которые следует предпринять для свержения режима, а затем после свержения, тоже можно было разработать в интернете, а потом проводить в жизнь. Но это все как-то слишком вульгарно. Как-то слишком реально. В информационном обществе это просто неприлично – разрабатывать какие-то там программы, относящиеся к реальной жизни. А в итоге будет в лучшем случае Мубарак-light. В худшем – авиационные удары ВВС Ливии по ливийскому городу Бенгази.
Для нас все это в высшей степени актуально. Потому что в обществе, точнее в той его части, которая не смотрит телевизор, уже более или менее сложился консенсус по поводу того, что так жить нельзя, поскольку страна с ускорением летит в пропасть. Но как-то совсем нет понимания того, а как жить можно и нужно. Очень хорошо, полезно и правильно писать разоблачительные брошюрки про Путина и Лужкова. Но еще лучше было бы написать, какой должна быть Россия без этих славных людей. Потому что если ваше единственное практическое предложение – срочно вернуть выборы глав регионов, то, значит, вы мне предлагаете пойти на баррикады только ради того, чтобы московские пенсионеры посадили мне на шею того самого Лужкова, которого вы так славно разоблачили. Мне совершенно не интересно поменять шило на мыло.
Ничто не мешает нашей оппозиции, пользуясь преимуществами информационного общества, показать, что именно они собираются делать в реальной жизни по каждому конкретному направлению. Если это до сих пор всего лишь «выборы губернаторов», «свобода слова» и «профессиональная армия», то печальна наша судьба. Гораздо печальнее, чем у египтян.
Александр Храмчихин