Читальный зал

Коллаж Евгения Тонконогого

Дан Витторио Сегре. Мемуары везучего еврея

На обращенном к морю входе в изумительный общественный сад лигурийского курорта Нерви висит табличка: GIARDINO PUBBLICO. ANNO V. И если два первых слова понятны на всех европейских языках без перевода, то два вторых не очень понятны даже с переводом. Пятый год чего? Ответ, известный всем итальянцам, может обескуражить приезжего: пятый год фашистской эры, то есть 1927 год.
Подобная табличка была бы сейчас немыслима ни в Германии, ни в России, но в Италии она в порядке вещей. Не только потому, что итальянцы привыкли с уважением относиться к своему историческому наследию, но и потому, что итальянский фашизм, по крайней мере с 1922-го по 1938 год, так же сильно отличался от немецкого, как до сих пор отличаются на слух эти два языка.
В полной мере это помогают прочувствовать единственные в своем роде мемуары политолога и дипломата Дана Витторио Сегре. Судьба его, как водится, типична и уникальна одновременно.
Типична из-за его принадлежности к определенному социальному слою: чрезвычайно благополучных, а проще сказать, чертовски богатых («Тем, кто не жил тогда, не понять этого чувства – что тебе не просто принадлежат земли и заводы, но и от тебя полностью зависят люди, которые на них трудятся», – замечает он) и при этом полностью ассимилировавшихся пьемонтских евреев, которые совершенно искренне чувствовали себя бóльшими итальянцами, чем сами итальянцы. И, что самое интересное, имели для этого совершенно объективные основания.
Чтобы объяснить этот исторический парадокс, автор предпринимает экскурс в середину XIX века, в эпоху Рисорджименто, когда Италия объединялась с севера на юг, под началом савойской, то есть как раз пьемонтской, королевской династии. Местные элиты – мелкие владетельные дома и их приближенные, князья церкви, признавая на идейном уровне необходимость этого объединения, на практике не очень-то охотно принимали верховенство «туринских», грубо вторгшихся в столетиями налаженные связи. Не связанные ни с феодальными, ни с католическими институтами евреи стояли вне этой «круговой поруки» – и поэтому оказались вернейшими проводниками идей Рисорджименто. И не только идей: как замечает автор, процент евреев в армии Гарибальди в тридцать раз превышал долю еврейского населения в стране. И именно в Италии появились два первых в Новое время европейских военных министра и премьер-министр еврейского происхождения.
Неудивительно, что даже после финансового кризиса 1929 года, когда семья Дана Витторио разорилась до такой степени, что его отцу впервые в жизни пришлось идти на работу (правда, к собственному более осмотрительному брату), а окружавший семилетнего мальчика с рождения «ватный кокон» лопнул, он не почувствовал никакого отчуждения, свойственного евреям других стран. Более того, фашистская идеология была для мальчика совершенно органична, потому что он просто не знал никакой другой. «Когда мы прибыли в Нью-Йорк, – вспоминает он свой трансатлантический вояж в составе «юных моряков», то есть детей фашистской (!) элиты Италии в 1935 году, – для меня было сюрпризом обнаружить, что есть люди, не разделяющие фашистские идеалы». И вообще, глава, описывающая его детские годы, называется «Мое еврейско-фашистское детство» – к этому эпитету, звучащему кощунственным оксюмороном на любом языке, кроме итальянского, добавить нечего.
Михаил Визель 

openspace.ru