Читальный зал

Софья Васильевна Каллистратова. Фото с портала «Курская энциклопедия»

Удивительная женщина

Перед моим внутренним оком проходит вереница наших дорогих диссидентов, наших немногих героев времен Душной Скуки. И, как всегда, мое сердце выделяет четырех удивительных женщин, перед которыми склоняется моя голова с восхищением и одновременно с горестным сознанием, что у меня-то оказалось меньше сил, чем у них. Я говорю о Ларисе Богораз, о Нине Лисовской, о Татьяне Великановой и, конечно же, о Софье Васильевне, о нашей защитнице адвокате Каллистратовой.
Кто-то дополнит перечень, да я и сам мог бы, но вот эти четыре имени для меня – первые. С ними разом обновляется в моем сознании заезженное слово «героизм», его изначальный смысл становится ясен.
Диссидентское дело было их главным занятием в течение двадцати лет. Это означает, что двадцать лет над ними неотступно висела омерзительная тень нашего III Отделения... пардон, нашего 5-го управления, андроповских опричников, недреманное око Советской Политической Полиции. Это означает ясное понимание, что каждый поступок – подпись под протестом, составление протеста, собирание подписей под ним, распространение его, собирание информации о бесправии и беззаконии, передача ее за рубеж, да что там – самый простой сбор средств или вещей в помощь семьям политзаключенных, – каждый такой шаг непременно повлечет за собой очередную гнусность Партийной Жандармерии: увольнение, обыск, арест, грязную статью Н.Н.Яковлева; могли и просто подойти на улице и ударить, да-да, ударить женщину по лицу! И все-таки каждый раз находилась сила – продолжать. Вот эта способность к постоянной, черной, будничной работе по защите прав человека под неуклонным мертвящим глазом Лубянки, зная о нем и все-таки невзирая на него, – вот что я называю героизмом. Не исключались для них и такие эффектные поступки, как выход на площадь, открытое заявление, принятие на себя ответственности за выпуск «Хроники», – то есть шаги по необходимости громкие, но главное все-таки эта вот способность изо дня в день поддерживать кровоточащую нашу гласность, зная и невзирая... И при этом никакой истерики, самообладание и присутствие духа. И юмор, ирония – признак подлинного мужества. Хотя тяжко им приходилось, как мало кому.
Я просто счастлив, что все они дожили до проблеска Свободы, а особенно – что Софья Васильевна, самая старшая из них, все-таки застала, все-таки успела порадоваться. И это просветляет горестную мысль о ее кончине. И заставляет еще горше печалиться о тех, кто не дожил...
В 1968 г., после суда над демонстрантами, вышедшими на Красную площадь протестовать против погрома Пражской весны, я сочинил «Адвокатский вальс» и, помню, вечером спел его подряд несколько раз для наших «защитников правозащитников» – были там Борис Золотухин, Дина Каминская, Юрий Поздеев и, конечно, Софья Васильевна. Им эта песня и посвящается, а Софье Васильевне – в первую очередь.

Конечно, усилия тщетны,
И им не вдолбить ничего:
Предметы для них беспредметны,
А белое просто черно.

Судье заодно с прокурором
Плевать на детальный разбор,
Им лишь бы прикрыть разговором
Готовый уже приговор.

Скорей всего, надобно просто
Просить представительный суд
Дать меньше по 190-й,
Чем то, что, конечно, дадут.

Откуда ж берется охота,
Азарт, неподдельная страсть:
Машинам – доказывать что-то,
Властям – корректировать власть?

Серьезные, взрослые судьи...
Седины... морщины... семья.
Какие же это орудья? –
Такие же люди, как я.

И правда моя очевидна,
И белые нитки видать,
И людям должно же быть стыдно
Таких же людей не понять!

Ой, правое русское слово,
Луч света в кромешной ночи!
И все будет вечно хреново...
И все же ты вечно звучи!
Ю. Ким

memo.ru