На 20-летие «Новой газеты» Алексей Герман-старший сделал свой последний подарок – премьеру фильма «Трудно быть богом» по одноименному роману братьев Стругацких. То, что почти три часа показывали на экране, напоминало ожившие черно-белые картины Иеронима Босха.
Пресс-секретарь Михаила Ходорковского Кюлле Писпанен в своем Facebook написала, что люди пачками уходили с показа, хлопая дверьми (справедливости ради – сидящие в партере смотрели фильм до конца). При этом в зале собралась публика в высшей степени достойная и, по идее, готовая к серьезному последнему разговору с величайшим режиссером Алексеем Германом-старшим, – отметить двадцатилетие «Новой газеты» пришел весь цвет российской интеллигенции: журналисты, писатели, общественные деятели, режиссеры и далее. В зале сидел и Федор Бондарчук, который четырьмя годами ранее представил свой фильм по Стругацким «Обитаемый остров». И хотя сравнивать эти два фильма сложно, воспользоваться этим фактом, чтобы поговорить о киноязыке, понятном сегодняшнему зрителю, можно.
«Обитаемый остров» стал одним из кассовых российских фильмов: снятый в красочных футуристических декорациях, с почти не измененным сюжетом, он понравился людям. О картине Германа-старшего, по всей видимости, сказать такого будет нельзя.
«Трудно быть богом» – неоконченная работа, несмотря на то что сын режиссера Алексей Герман-младший уверяет, что «вся партитура фильма, мельчайшие реплики, шумы, все остальное насыщение перед смертью отца было очень четко расписано – фильм доделывается именно в видении отца». Мы увидели смонтированный, но еще не озвученный фильм, где в основном слышны были музыка и голоса, записанные на площадке, – оттого на экран иногда пробивался отборный мат актеров, операторов, осветителей и других людей, задействованных в съемке. Светлана Кармалита, жена Германа и соавтор фильма, читала весь закадровый текст, включая реплики актеров. Микрофон она держала неровно, поэтому ее голос – со старческим дребезжанием и в то же время удивительной юной звонкостью – то почти исчезал, то вдруг снова появлялся, рождая удивительную, почти баховскую полифонию.
На экране тем временем разворачивалась грандиозная и в высшей степени физиологическая вакханалия: крупные планы грязи, навоза, дерьма, крови, кишок, ослиного пениса, женской вагины, складок одежды, лошадей, грязных ногтей, трупов животных. Все время герои испражняются, плюют, чешутся, бьют друг друга, режут животы и горла, трахаются, убивают. Молчат.
Натуралистичность, с которой операторы Владимир Ильин и Юрий Клименко сняли картину, производит невероятный эффект: буквально с первыми кадрами физически ощущаешь запах аммиачных паров, гниения и горячего молока – зрители завозились и закашлялись. Казалось, смотреть это почти три часа будет невозможно, однако в конце фильма я поймала себя на мысли, что странным образом мне стало все равно.
«Трудно быть богом» Стругацких – одна из моих любимых книг, которую я читала запоем. Фантастический роман, в котором действие происходит в будущем: ученые находят на другой планете в государстве Арканар гуманоидную цивилизацию. Люди Земли практически неотличимы от жителей этой планеты: выглядят так же, говорят так же, только обладают силой, намного превосходящей силу арканарцев, – тогда ученые, понимая, что это будет для них безопасным, предпринимают попытку внедриться в общество Арканар, соответствующее по своему развитию земному позднему Средневековью, чтобы вести наблюдение за развитием цивилизации. Главный герой – землянин Антон, арканарский дон Румата Эсторский, занимаясь изучением нравов и обычаев общества, фактически начинает исследование собственной души и нравственных устоев. В предлагаемых обстоятельствах, где все решается убийством и захватом территорий, он ведет собственный бой, где «поле битвы – сердце человека».
Изначальная позиция ученых – не вмешиваться в процесс, сохраняя моральные убеждения землян о недопустимости лишения другого человека жизни, – терпит поражение.
Герман берет этот сюжет и начинает лепить из него фильм. Герои действуют. Все время. На экране постоянное шевеление и мельтешение, напоминающее роящийся улей. В итоге повествование проваливается, как дерьмо в нужник: Антон или дон Румата, дон Гуг или дон Рэба, любовница Кира или Арата Горбатый – все становится еле отличимым, залепленным серой жижей, кровью, стоптанной соломой, спермой. Тишины нет. Любви нет. Ненависти тоже нет. Есть базовый набор простых человечьих эмоций: страсть, злость, обида, радость обладания предметами. И где-то высоко, тонко, почти неслышно – размышления Антона о том, что там, где правят «серые», к власти всегда приходят «черные», на что он имеет право, кто он здесь такой, зачем все это нужно и когда наступит «долгожданный Ренессанс».
Но Ренессанс не наступает. Ни во время фильма, ни после. Зритель сознательно отмахивается, отстраняется от происходящего на экране, не ассоциирует себя с героями, а потому не становится частью режиссерского эксперимента. Зритель не размышляет о том, что было бы с ним, если он оказался бы в подобных обстоятельствах, не думает о сложности морального выбора – он просто уходит из зала. Чтобы грязь не липла. Потому что представлять себя в великолепных футуристических декорациях Бондарчука гораздо приятнее и понятнее. Потому что этот долгий, повторяющийся, запинающийся и утомительный разговор старого человека, кажется, может выдержать только медицинская сестра или специально нанятая сиделка.
В день показа погода была отвратительной. На выходе из теплого кинозала в «35 мм» ты моментально оказывался в черно-серой мгле, где дождь хлестал в лицо, а под ногами была вонючая грязная хлябь. Прошло два дня. Вышло солнце, асфальт высох. И фильм словно отступил – его контур и масштаб стали видны четче.
И хотя массовый зритель осенью увидит совсем другую картину: озвученную и, возможно, чуть сокращенную, со стройным закадровым текстом, – я благодарна за просмотр фильма именно в таком варианте. Первое чувство ужаса сменилось восторгом, и диалог, начатый Германом, продолжается у меня в голове. Безысходность, хотя, казалось бы, открыты все двери и ты можешь в любой момент вернуться на Землю, – полезное чувство, потому что рука об руку с ним идут вера и надежда. Самый темный час – перед рассветом.
Ксения Чудинова