Мировая знаменитость Агнешка Холланд – польский кинорежиссер и сценарист. Автор и режиссер многих игровых и документальных фильмов. Лауреат престижных международных кинофорумов. Трижды номинировалась на премию Американской киноакадемии «Оскар» с фильмами «Горькая жатва» (1985), «Европа, Европа» (1991), «Во мраке» (2011).
Окончила лицей Стефана Батория в Варшаве, затем Пражскую киношколу FAMU. В начале своей карьеры - ассистент режиссера у Анджея Вайды и Кшиштофа Занусси. Соавтор сценариев знаменитой трилогии Кшиштофа Кесьлевски «Три цвета». С начала 1980-х годов работала за рубежом: в Германии, Франции, Америке.
В нынешнем году Агнешка Холланд возглавляла международное жюри 48-го Карловарского кинофестиваля, где и произошла наша встреча.

Экзистенциальная история о двойственности человеческой души

— Пани Агнешка, в прошлом году вы приезжали в нашу страну, во Львов, на скромный фестиваль «Золотой Лев» с фильмом «Во мраке», который номинировался на «Оскар», хотя отказывались от приглашений более именитых киносмотров. В том числе и на родине, в Польше. Что было основным мотивом для принятия такого решения?

— Во-первых, во мне течет и украинская кровь. Я родилась в Польше, но мои родители – украинка и еврей. Во-вторых, события картины «Во мраке» происходят именно во Львове. Это трагическая история судеб львовских евреев, прятавшихся в городской канализации во время нацистской оккупации города. Мы даже хотели работать в Украине, но это оказалось очень дорого, потому съемки проводились в Германии.

— Ваше имя в 70-х – 80-х годах прошлого века напрямую связывали с «кино морального беспокойства» (термин польского режиссера Януша Киевски. – Авт.). С ныне всемирно известными мэтрами – Анджеем Вайдой, Кшиштофом Занусси, Кшиштофом Кесьлевски. С тех пор прошли десятилетия: массовый зритель хочет смотреть фильмы легкие, развлекательные, не заставляющие страдать. А вы делаете жесткую картину «Во мраке». Зачем?.. Предполагаю, вам нередко задают подобный вопрос, ведь на тему Холокоста уже сняты десятки и документальных, и игровых лент в разных странах мира.

— Вы правы. Многие мои оппоненты считают, что тема Холокоста исчерпана – добавить к сказанному нечего. Меня же изначально привлек неординарный сценарий. С одной стороны, львовские евреи, которые были вынуждены, спасая жизнь, провести более года в аду (в смраде канализации, грязи, кромешной тьме, постоянном страхе) – несомненно, страдальцы, даже жертвы обстоятельств. С другой, они - живые люди, со своими недостатками, способные и на предательство, и на любовь. К примеру, главный герой фильма – Леопольд Соха – ничтожное существо, мелкий жулик, желающий получить материальную выгоду от горя ближних. И постепенно, сам от себя не ожидая, проникается к ним состраданием, делится куском хлеба...
Вот эта непознанная двойственность человеческой натуры и волновала меня более всего. Иными словами, есть ли у человечества будущее? Способны ли люди в моменты испытаний судьбы, на пределе возможностей, соответствовать своему истинному предназначению? Или человек слаб?.. Мы хотели избежать мелодраматизма и сентиментальности, рассказать экзистенциальную историю.

— Наверняка кинокритики, особенно в Польше, проводят аналогию между вашим фильмом «Во мраке» и давней картиной Анджея Вайды «Канал» (1956), где участники Варшавского восстания покидают город через канализацию?

— Конечно. Но Анджей Вайда (я считаю его своим учителем – работала на фильмах Вайды ассистентом режиссера, он продюсировал мои кинокартины) посмотрел «Во мраке» и даже сказал, что наша картина сильнее «Канала». Он преувеличивает, конечно, но услышать подобную оценку от Вайды мне было лестно.

«Пражская весна» Агнешки Холланд

—Чехия – страна, хорошо вам знакомая. Впервые вы приехали сюда в середине 60-х, 18-летней девушкой, учиться в киношколе. Поневоле стали свидетелем «Пражской весны» 1968 года... А через сорок с лишним лет сняли в этой (но уже совсем другой!) стране фильм о событиях того времени – «Неопалимая купина» (Burning Bush). Это ностальгия о юности или желание переосмыслить важные в вашей судьбе вехи?

— События тех лет оставили глубокий след в моей душе. Могу сказать, что именно тогда я сформировалась не только как художник, но и как человек, женщина и гражданин. Я стала непосредственным свидетелем «Пражской весны», самосожжения студента Яна Палаха в знак протеста против оккупации Праги в августе 1968-го. Видела, как рушатся надежды людей, чей дух был сломлен. Естественно, поняла, что коммунистический режим правит ситуацией в стране. Меня арестовали, и несколько недель, перед возвращением в Польшу, я просидела в пражской тюрьме. Уже на родине, в 80-х, сделала фильм о революции 1905 года. О террористах-социалистах, которые планируют убийство наместника русского царя в Польше, входившей тогда в Российскую империю. В этой картине, по сути, я рассказала о пражских событиях... Потому, когда прочитала сценарий «Неопалимой купины», конечно же, решила снимать по нему фильм.

— Вы говорили, что съемки «Неопалимой купины» – самые запомнившиеся вам за последние 15 лет. Почему?

— Это был аутентичный опыт – и для меня лично, и для нашей съемочной группы. Серьезная, состоящая из трех частей и почти четырехчасовая работа. Мы все получали удовольствие от того, что делали нечто важное. И нечто рассказывающее о нас самих. Это была попытка принципиального анализа: современные проблемы посткоммунистических стран (к примеру, коррупция в Чехии, как, наверное, и в Украине, национализм в Польше) – последствия и результат тоталитарного режима. Мы не можем думать, что они не касаются каждого лично из нас, потому что живем в наследии этого режима. Другой разговор, что опыт коммунистического прессинга и моральной коррупции еще не осмыслен художественно. То, что неверно, по мнению строгих историков, с гуманистической точки зрения, когда-нибудь должно быть отображено в искусстве. Потому что наши государства хотят слышать ответы на волнующие их вопросы. Потому я и ухватилась за сценарий «Неопалимой купины», интимный и деликатный, но рассказывающий об опыте стран и поколений новыми художественными приемами и с большой долей таланта. И очень благодарна совсем еще молодому, 29-летнему, сценаристу из Чехии Стефану Гулику, что он нашел в себе смелость и силу духа рассказать правду о том времени.

Требовательность голливудской «машины» и психологизм европейского кино

— Вы работали с Анджеем Вайдой, Кшиштофом Занусси, Кшиштофом Кесьлевски. В Украине очень популярна трилогия Кесьлевски «Три цвета», в создании которой принимали участие и вы как соавтор сценария. Какие воспоминания остались о тех съемках?

— Кшиштоф был очень важным человеком в моей жизни: преданным другом, верным соратником, единомышленником. Многие годы. Я могла поделиться с ним любыми проблемами - и творческими, и личными. Поэтому, честно говоря, больше вспоминаю его в житейских ситуациях, а не связанных с профессией. Мне его очень не хватает.

— У вас опыт работы и в Америке. Трижды номинировались со своими картинами на «Оскар». Вас знают в Голливуде, куда стремятся многие кинематографисты. Сейчас снимаете в Европе. Нет желания вернуться на «Фабрику грез»?

— Я бы взялась за большой голливудский проект лишь в том случае, если бы безоговорочно поверила в него. Получаю множество предложений и сценариев, но среди них нет ни одного, прочитав который, я могла бы сказать: «Буду снимать!». А без этого чувства бессмысленно браться за работу. Голливудская «машина» требовательна, сложна и строга. Лучше работать на американском телевидении – там больше креативной свободы.

— А каким вы видите будущее европейского кино?

— Для того чтобы снимать фильмы в Европе, естественно, нужно иметь деньги, талант, новые идеи. И, конечно, смелость. У европейцев до сих пор существуют большие культурные потребности, и кинематограф Европы в состоянии ответить на их специфические вопросы. Европейское кино любопытно в своих психологических опытах. Гораздо более интересное, чем, к примеру, мейнстримовская голливудская продукция, которая никогда не могла передавать тонкие нюансы отношений.

— В нынешнем году вы были председателем международного жюри на кинофестивале в Карловых Варах. За победу соревновались 14 картин. Сложно было определить победителя?

— Да, и я очень этого не люблю. Кино не футбол и не бег на длинную дистанцию, где умнее тот, кто станет первым. Кинематограф - комплекс составляющих: сценарий, игра актеров, визуальное решение, социальная значимость. Они должны быть оригинальны. Работа в жюри интересна, но я отношусь к ней чрезвычайно серьезно: мы не должны забывать, что участие в конкурсе очень важно для кинематографистов, и наше решение в силах помочь жизни картины, которая заслуживает внимания.

— Для вас лично что наиболее важно в современном кино?

— Правда и эмоции. Фильм может быть совершенен технически, а по сути абсолютно пустой. Я скорее проголосую за работу менее безупречную, но искреннюю и содержательную.
Ирина Гордейчук для «Телекритики»