Старший из братьев-фантастов, героев русской литературы второй половины ХХ века, Аркадий Стругацкий был главным катализатором в первые годы их совместного творчества. С его смертью в 1991-м писательская история АБС закончилась. Через некоторое время прекратил существование Советский Союз. Видимо, потому, что некому было писать его идеальную историю.
Жизнь у Аркадия Стругацкого сложилась сложная. Он потерял в эвакуации отца, служил в армии до 1955 года. Работал переводчиком, редактором. Судить о нем можно не только по рассказам современников, но и, скажем, по книге «Хромая судьба», где главный герой, писатель Феликс Сорокин, многое взял у своего создателя – бывший военный, прекрасно знающий английский и японский, обожающий романы Дэшила Хэммета; говорят, старший Стругацкий хотел сыграть Феликса в кино. Книга эта в некотором роде о приближающейся старости. Но мы начнем о молодости.

Далекая галактика Советов

Аркадий Стругацкий пробовал сочинять еще до войны. Была фантастическая повесть «Четвертое царство», рассказ «Как погиб Канг». В 1956-м вышла его совместная с Львом Петровым повесть «Пепел Бикини». Позже он написал в одиночку еще несколько книг под псевдонимом С. Ярославцев. Однако подлинная литературная работа пошла у Стругацких совместная. В январе 1958 года в журнале «Техника – молодежи» появился рассказ «Извне» – первая настоящая работа Стругацких. Впереди было тридцать лет и три года творчества.
Что такое типичная книга Стругацких? Это хитрый сюжет, жутковатое место событий, множество обстоятельств, которые никак не объясняются (потому что это неважно: вы ведь не все понимаете в этой жизни, верно?), человек на распутье между добром и злом. Самое важное – на его месте легко может оказаться читатель. Это не победитель, которому надо подражать, это условие задачи.
Братья изначально – донельзя советские люди. Они никогда не хотели уехать из страны. Не стремились печататься на Западе. И не стремились к тамошнему образу счастья (и время доказало, что они были правы), а довольствовались тем, что с детства усвоили. Хотя печататься им многие годы не давали, а зарабатывать приходилось другими талантами.
Читать их ранние тексты забавно и странно – это натуральный фантастический соцреализм с намеренно простыми строителями коммунизма, которые позволяют себе между делом ругаться и думать не только о светлом будущем, но и о вкусном обеде. А живут они все, заметим, в начале XXI века (а кажется – в 50-х годах ХХ).
При этом по их книгам легко можно пронаблюдать, как менялось мироощущение человека постсталинской эпохи и до развала Союза, думающего и живущего между сводками программы «Время» и беседами на кухне.
Уже в «Стажерах» в начале 60-х они отойдут от государственной директивы, что общественное благо выше личных интересов. Да и перестанут увлекаться космическими перелетами. Все, никому не надо находиться в безвоздушном пространстве наедине с аппаратурой, командой и общественным долгом. Стругацкие придут к тому, что «главное всегда остается на Земле». И говорить о главном можно в любой точке галактики, потому что, как сказано в «Жуке в муравейнике», «стоит вам попасть в другой мир, как вы сейчас же принимаетесь переделывать его наподобие вашего собственного. И, конечно же, вашему воображению снова становится тесно, и тогда вы ищете еще какой-нибудь мир, и опять принимаетесь переделывать его...».
Самое их известное произведение, «Понедельник начинается в субботу», написано в короткий период «оттепели», когда вдруг показалось, что братья перестали кропать мрачные новеллы и решили творить веселую сатиру о том, как хорошо работать младшим научным сотрудникам в Институте Чародейства и как плохо быть демагогом. Однако недолго тянулся праздник – чем дальше, тем жестче тексты у Стругацких и пасмурнее обстановка в стране. Разрушаются иллюзии, подступает кризис. А книги пишутся в стол, ходят по рукам, печатаются и переписываются (!) в самиздате.
Потому издательства такой правды принять уже не могут. Писатели постоянно говорят об очень конкретных вещах, хоть и обрамляют эти речи чуть ли не в детективные рамки. О том, скажем, как важно воспитание, причем в глобальном масштабе – не только для человека, но и для страны, для мира. О том, как вредны сорняки, произрастающие в сознании. «Хищные вещи века» в итоге оказываются картиной современной России, Москвы, где люди ищут развлечений на ночь, чтобы утром вновь пойти на работу, – внушительная победа общества потребления. Другое пророчество – «Град обреченный», здесь Андрей Воронин из мусорщика-коммуниста переходит на должность барина-советника в тоталитарном правительстве. От равенства и братства – до застоя и фашизма.
Правда, Стругацкие не могли и думать, что история страны пойдет так, как оно случилось: «Говоря сегодняшними терминами, АБС предполагали, что Россия (на самом деле СССР, конечно) пойдет по «китайскому пути»: постепенная, очень медленная либерализация экономики под неусыпным контролем слегка реформированной, но по-прежнему всемогущей КПСС, – говорил в свое время Борис Стругацкий. – Более радикальные перемены нетрудно было, разумеется, себе представить – и раскол партии, и сам распад СССР, и даже новую гражданскую войну, – но почти инстинктивное неверие наше в резкие исторические переломы было слишком сильно».
Когда предполагаемое будущее начало резко наступать (а случилось это, соответственно, в конце совместной работы), им не очень-то было и интересно писать продолжение истории одного из любимых персонажей Максима Каммерера: «Время было тревожное и неуютное, в Ираке начиналась «Буря в пустыне», в Вильнюсе группа «Альфа» штурмом взяла телецентр, нарыв грядущего путча готовился прорваться...» К чему выдумывать, если реальность впечатляет сильнее выдуманного?

Докторская в защиту гуманизма

Кем остаются для читателей Стругацкие? Все теми же учителями, говорящими увлекательно о самых-самых понятных вещах. О всесильном мещанстве и пользе учительства, о фашизме и обществе потребления. О том, каким будет человек через сотни лет, будет ли он готов к изменениям, всякий ли выживет. О том, как важен индивидуум творящий.
Их книги можно назвать учебниками, методическими пособиями. Не зря же выстраивались они всегда по четким схемам – сначала произведение задумывали, потом братья долго делились идеями, составляли планы, а сам текст писали быстро. То есть мир книги придумывался такой, в котором моделируются все условия для доказательства какой-нибудь теории, словно это не новелла, а образный научный доклад.
Введем именно такие обстоятельства, чтобы выделенная нами проблема чувствовалась особенно остро, а не потому, что читатель любит жуткое и мрачное. Вот вам прошлое – жестокий феодализм из «Трудно быть богом», к которому, кажется, сейчас опять движется «цивилизованное» общество. Вот настоящее – Управление из «Улитки на склоне», где люди считают на сломанных машинках и пьют кефир. Вот будущее – таинственный, непонятный Лес из той же «Улитки», куда стремится человечество, проживая банальную жизнь – и ни на шаг не приближаясь к разгадке. В будущем люди будут общаться не с машинами, они будут общаться друг с другом и отдаляться друг от друга, становясь несчастнее. И останутся все так же мало знакомы с великими силами матери-природы.
А вот и желаемое будущее – коммунистический Мир Полудня, которому Стругацкие посвятили значительную часть своих текстов. Здесь, конечно, находится место не только праведникам, но и негодяям, и тем, кто только ищет правду. Но нет империй и республик, во главе – совет из ученых, историков, философов, врачей, учителей. Борис Стругацкий говорил: «Мы довольно быстро поняли, что тот мир, который мы описываем, Мир Полудня, практически недостижим. В наше время он недостижим вообще. Может быть, в будущем, когда (и если) создана будет и практически освоена Высокая система воспитания (способная каждого человеческого детеныша превратить в творческую личность), когда и если человечество почувствует потребность в такой системе воспитания (как в свое время оно ощутило необходимость поголовной грамотности), несколько поколений спустя, состоится переход к Миру Полудня».
После смерти Аркадия Борис Стругацкий превратился из писателя в памятник, к которому вплоть до его кончины приходили за решениями, в настоящего гуру русской прозы. Это на самом деле не значит, что АБС – это истина в последней инстанции, что вокруг них сложилась чуть ли не секта. Стругацкие – не апостолы, их персонажи – не идеал для подражания. Однако ведь и самое-самое важное мы часто узнаем не от светочей науки и искусства, а от знакомых и друзей, которые раньше наступали на те же грабли. Или хотя бы научились смотреть под ноги.
Радиф Кашапов