Было приятно, камерно, в меру празднично, но по внутреннему камертону – не слишком весело. Пятьдесят! И на что ушли эти золотые годы? На рисунки к детским книжкам. На несколько подпольных выставок. На широкое признание в узком кругу, почти целиком собравшемся здесь, на чердаке «России». Все эти золотые годы оплетены бесконечными оттенками и подтеками серого, сесесерого. И не видно конца этому СеСеСеРу, а значит, и собственной бесконечной чердачности, провинциальности, оттесненности искусства от мировых путей.

О слава, ты так же прошла за дождями,
Как западный фильм, не увиденный нами,
Как в парк повернувший последний трамвай, -
Уже и не надо. Не стоит.
Прощай!
(А.Кушнер, 1972)

Такое было настроение – давно ушедшего поезда, даже и рукой ему уже не помашешь. Никто этого вслух не говорил, но безнадежность витала в воздухе.
Тем более время было уже не брежневское, а андроповское, которое сейчас отдельно не просматривается (хотя чекистская параллель налицо), а тогда виделось какчеткое нагнетание темных и черных оттенков серого. За месяц до кабаковскогоюбилея было маленькое сборище на квартире Андрея Монастырского, где Владимир Сорокин читал один из своих ранних рассказов: там, где первая часть соцреалистическая, а вторая сюрреалистическая. И вдруг, как будто продолжение рассказа, - сообщение по радио о том, что наши доблестные пограничники сбили южнокорейский пассажирский самолет, подозрительно вторгнувшийся в советскуювоздушную зону или, скорее, просто сбившийся с курса. Сотни погибших, никто не выжил, зато постояли за честь границы. Это было 1 сентября 1983 г., первый звонок, начало нового учебного года. Таким вызовом давала о себе знать миру новая, андроповская власть, более злая, голодная, чем предыдущая. И кто-то – кажется, сам Сорокин – предположил, что под это обострение международной ситуации начнут загребать всех инакомыслящих и даже просто инакопишущих и нужно ждать скорой реакции властей против внутреннего врага, каким является этот маленький концептуальный кружок... С таким настроением и разошлись – может быть, не придется уже сходиться.
Кто бы мог предположить, что опера по либретто Сорокина «Дети Розенталя» будет ставиться в Большом театре. А Кабаков в 2008 г., ровно четверть века спустя, к своему 75-летию, вернется своими картинами и инсталляциями в тот самый Пушкинский музей, где он тогда, в середине 1980-х, намечал развернуть свою первую инсталляцию «Муха с крыльями». Конечно, только в виде бумажного проекта, пародийного жеста, поскольку представить всерьез «детского иллюстратора» Кабакова в центральном, московском Музее западного искусства, рядом с мировыми шедеврами барокко и импрессионизма, тогда было немыслимо.
А теперь Кабаков легко помещается в любой мировой контекст, что лондонский, что московский или венецианский, как один из главных художников 20 и 21 вв. Кабаков визуально и визионерски оправдал тот опыт великой утопии, который обернулся для его поколения коммунальными квартирами, ЖЭКами и десятилетиями провинциальной тоски в «образцовой столице коммунистического мира».
Вспоминаю с некоторым стыдом, что подарил тогда Кабакову на его 50-летие том сочинений Козьмы Пруткова, дефицитную по тем временам книгу, которая тем не менее невольно намекала на местный контекст того, что делалось в концептуальном кругу: своя маленькая прутковщина, передразнивание официальных, «больших» жанров, игра на уровне мистификации А.К.Толстого и братьев Жемчужниковых...
Какой вывод из всей этой истории? Только тот, вполне банальный, что история – вещь длинная, а жизнь никогда не кончается. Ни в 50 лет. Ни в 80. И лучший способ ее провести – быть самим собой. Когда на Западе гремел русский предреволюционный и раннесоветский авангард, Кабаков спокойно занимался у себя на чердаке позднесоветским арьергардом. Маленьким человеком, забившимся в шкаф и созерцающим мир из его щелей. А потом дошел черед и миру заглянуть в этотшкаф и посмотреть на спрятавшегося там маленького человека. Теперь все эти персонажи: «вокносмотрящие Архиповы», «шутники Гороховы» , «мучительные Суриковы» и альтернативные художники-персонажи Розенталь и Спивак, - все они встали в тот же ряд, что черный квадрат, «Девочка на шаре» или гогеновские туземцы, в ряд Образов века и человечества. И теперь они рядом, на выставке в Мультимедиа Арт музее: «Утопия - и реальность», Эль Лисицкий -–и Илья и Эмилия Кабаковы, авангард начала прошлого века – и концептуализм его конца.