13 ноября наконец случилась мировая премьера фильма «Трудно быть богом», совмещенная с вручением Алексею Герману премии за вклад в киноискусство (посмертно). Золотого Марка Аврелия alla carriera из рук Марко Мюллера получили вдова и сын режиссера, Светлана Кармалита и Алексей Герман-младший. После чего зал на три часа погрузился во мрак средневековья
Моя экс-коллега по «Снобу» Ксения Чудинова первой придумала фразу «Трудно быть зрителем», посмотрев неоконченную версию фильма на дне рождения «Новой газеты». Теперь ей вторит Умберто Эко, чей прочувствованный текст о последней картине Германа прозвучал перед началом – по-итальянски в исполнении Марко Мюллера и в русском переводе Елены Костюкович из уст консультанта Мюллера по российскому кино Алены Шумаковой. Теперь это станет общим местом, еще бы: хронометраж в три часа, кровь, слизь, грязь, струпья, потроха и гниение, абсолютный авторский произвол, выразившийся и в совершенно наплевательском отношении к сюжету – я еще в школьные годы читал роман и тогда же видел советско-немецкую экранизацию Петера Фляйшмана, помню не супер, но думаю, что узнать текст Стругацких в густом черно-белом экранном мороке трудно. Вот Эко написал, подразумевая концентрацию насилия на экране, что рядом с Германом даже Тарантино – Уолт Дисней; в таком случае рядом с этой экранизацией главных советских фантастов даже «Сталкер», мало что оставивший от «Пикника на обочине», – хрестоматийная версия.
Но незачем преувеличивать сложность фильма для восприятия. Подозреваю, что исстрадался прибывший на премьеру министр Мединский, не раз заявлявший о своем неприятии режиссерских «самовыражений» – а это самовыражение в кубе, квинтэссенция уникального, перенасыщенного людьми и предметами, клокочущего, как океан Солярис, говорливого и некомфортного германовского мира (и каждую минуту ловишь себя на мысли, насколько же несамостоятелен режиссерский стиль Германа-младшего, впрыснувшего в отцовскую вселенную инъекцию гламура). Но если вы знаете и принимаете другие картины Германа, пережить эти три часа можно легко и даже с удовольствием. Пусть простит меня Эко, воспринявший фильм как мучительный, восходящий к Босху кошмар, но, по-моему, это босхианская комедия, макабрический карнавал в лужах крови и дерьма, язвительное высказывание закоренелого мизантропа, не случайно пригласившего на главную роль комического артиста Леонида Ярмольника. Закадровый голос сообщает – тем, кто роман никогда не читал, информация пригодится, – что на экране другая планета, отставшая от Земли лет на 800, что благородный дон Румата – пришелец, земной ученый, в числе своих коллег прибывший изучать ошибочно диагностированный на этой планете Ренессанс, а наткнувшийся на зловонное Средневековье. Еще более дикое, чем на Земле, лишенное какой бы то ни было религиозной структуры и вообще внятности, хлюпающее и рыгающее, страдающее вечным насморком и метеоризмом. И даже не то чтобы тоталитарное в привычном значении слова: власть здесь вроде как держат некие серые, но темный народ сам охотно творит расправу над художниками, поэтами, лекарями и шлюхами. Румату до поры хранит защитная оболочка бога, точнее, ироничного богемного интеллектуала, не применяющего к рабам телесных наказаний, цитирующего Шекспира в пастернаковском переводе и играющего джаз; он ведь и в самом деле не отсюда, и арканарская грязь к нему не липнет. Но закончится все, когда на смену серым придут черные – не знающие уже никакой жалости упыри в монашеских балахонах. И Румата, не нашедший выхода в насилии, добровольно примет косноязычное приглашение новых хозяев на казнь, сопровождая свой путь на Голгофу тем безрадостным джазом, от которого у местных живот пучит. По сути, тот же «Хрусталев», только финальное освобождение – в самопожертвовании.
Конечно, это очень старомодный фильм – он для большинства других участников Римского феста и правда как инопланетянин, родом из позднесоветских времен, с перестроечной оголтелостью рисующий чернь. Вот сейчас не подумайте только, что я пересмотрел кино и чокнулся, но Герман для меня стал на фестивале в один ряд с детективной французской комедией «Изображая жертву» – про безработного актера-неудачника, рискнувшего подзаработать на снежном альпийском курорте участием в следственном эксперименте. Глуповатый и обаятельный фильм воскресил в памяти те французские комедии, на которые я бегал после школы во второй половине 1980-х. Днем – а вечером «по театральному принципу» в кино крутили фильмы, «сложные для восприятия», включая и германовские «Проверку на дорогах» и «Лапшина». Эти диаметрально противоположные фильмы как на машине времени переносили меня в детские годы: очень сильный эффект дежавю. Неисповедимы фестивальные пути.
Вадим Рутковский