В творчестве Арика Айнштейна, внезапная смерть которого оставила в Израиле так мало равнодушных, в принципе невозможно выделить одну, самую яркую и узнаваемую песню. У каждого такая песня своя.

Но, пожалуй, верно будет сказать, что «Караванная песня» из вышедшего в 1987 году альбома «Граница света» принадлежит к числу самых ярких и узнаваемых.

В этом заключен парадокс, поскольку создавалась «Караванная песня» как заведомо чуждая своему времени, отсылающая слушателя к ценностному регистру тридцатилетней давности, к давно утраченному настроению и даже к образу Старика, как называли когда-то Бен-Гуриона. Более того, она намеренно провоцировала слушателя этой отсылкой, и если в мелодическом отношении (музыка «Караванной песни» определяется как «греческая народная, в обработке Мики Гавриэлова») этот ход был просчитанной адресацией к надежному средиземноморскому ретро, то в содержательном плане песня могла безнадежно провиснуть. Слишком смелым был ее вызов тому, чем дышала израильская эстрада во второй половине восьмидесятых годов.

Эли Мохар (1948-2006), автор слов «Караванной песни», был поэтом-песенником в третьем поколении: тексты для военных ансамблей Израиля, в одном из которых дебютировал Арик Айнштейн, писал уже его отец Йехиэль Мохар, сын Меира Мохара, известного в свое время писателя, поэта и переводчика. Меир и Йехиэль репатриировались в Эрец-Исраэль из Галиции незадолго до начала Второй мировой войны, но часть их семьи осталась в Европе, и один из сыновей Меира, Авраам, погиб, сражаясь с нацистами в рядах Красной армии. Другой сын Меира, Йешаягу, оставивший по себя память как об исключительно талантливом музыканте, воевал в составе Еврейской бригады в Италии, а затем – в рядах Хаганы в Иерусалиме, где он и погиб 3 мая 1948 года в бою у монастыря «Сен-Симон».

Эли Мохар говорил в одном из своих интервью, что он знал: «Публика удивленно поднимет брови, услышав эту песню». Зачем ему это понадобилось? «Мне хотелось написать об Израиле и сионизме так, как писал мой отец, как писали и чувствовали люди тридцать лет назад. С тем же первозданным восторгом».

Автор, несомненно, справился с этой задачей – настолько, что многим теперь трудно поверить в позднее происхождение «Караванной песни». В 1987 году брови, наверное, поднялись, но песня оказалась сильнее того скептицизма, который она беззастенчиво провоцировала. Пользуясь отстранненным языком, можно сказать, что это была «очень удачная стилизация». Впрочем, отстраненного языка следует иногда избегать. Вобравшая в себя лучшее у Эли Мохара и Арика Айнштейна, «Караванная песня» умело сочетает отчаянный сионистский пафос с тонким ироническим чувством. Она стала настоящим сокровищем израильской лирики, и многие согласятся с тем, что именно эта песня останется лучшим памятником обоим, поэту и исполнителю.

Публикуемый ниже перевод можно назвать дословным и он, во всяком случае, выполнен без малейших претензий на передачу поэтических достоинств текста:

Мы говорили на разных языках

И почти не знали друг друга,

И столько разных мест мы покинули,

Ведь одно только место было всегда

Желанным и любимым для нас,

И мы пришли сюда, в эту Страну.

 

Припев:

 

Мы выбрались из гетто и лагерей,

Пошли на болота и в пустыню,

Из пределов Аравии,

Из России, из Польши,

Мы пришли зажечь свет

В Димоне и в Дегании.

 

Из всех изгнаний,

Со всеми трудностями –

Стал народ и встала страна,

И спящий язык проснулся

И теперь говорит без умолку.

Пусть вокруг бушует буря,

Пусть бывает трудно и горько,

Но есть, чему радоваться,

И есть еще смелость,

И не иссякла сила.

 

Израиль поднимается вокруг нас,

Он сильнее всех наших слабостей,

И Негев еще расцветет,

И уж мы сделаем так,

Чтобы Старик порадовался.