Проблема «отцов и детей», их диалогического непонимания, а порой и разобщенности, вызванной зачастую несовпадением культурных и социальных ценностей, является сегодня необыкновенно острой – как в Украине, так и в России. Впрочем, эту проблему можно назвать не только разобщенностью «отцов и детей», но и «совком в крови», обостренной ностальгией по советским временам, которая, к сожалению, заставляет многих «отцов» рукоплескать попытке реанимации Советского Союза, предпринятой российскими властями.
Увы, эта абсурдная идея имеет своих горячих поборников. Для свободомыслящих людей Украины и России – это общая беда и боль. Как-то я пожаловалась своей подруге-киевлянке, тоже журналистке, что за последнее время утратила взаимопонимание со своими родителями. Совершенно не могу разговаривать с ними на общественные и политические темы. Не нахожу не только общего языка, но даже точек соприкосновения. На что подруга мне ответила: «Когда я своей маме еще в декабре по телефону, задыхаясь от ужаса, рассказывала, как избивали дубинками девочку в переходе метро, она сказала: «А зачем она пошла на тот Майдан?». И я вдруг так отчетливо вспомнила свое детство. Бывало, чуть на что пожалуешься, в ответ от мамы слышишь: «А зачем ты туда пошла (сделала, сказала)? Сама виновата!». Не делай, не думай, не дыши, не живи... А еще громко не смейся и не плачь. То есть не чувствуй. Не проявляй себя никак. Мне кажется, я отчасти так и живу с этой материнской установкой. И только сейчас, после этой ее фразы, я это вдруг вспомнила и осознала. А по поводу событий в стране я изо всех сил отказываюсь говорить с родственниками. Боюсь, скажут что-то – и я их больше не смогу ни любить, ни уважать. Поэтому так и отвечаю: Я не могу это обсуждать. Пусть понимают, как хотят».
Недавно у меня была похожая ситуация. Я живу сейчас в России, преподаю в российском вузе. Руководство вуза вызвало меня и запретило беседовать со студентами на общественные и политические темы. Мол, российский вуз – это не место для подобных дискуссий, и особенно –нынешних отношений России и Украины. Я спросила: «А что, свободу слова в России уже отменили?». Ничего внятного по этому поводу мне ответить не смогли. Потом все-таки разрешили обсуждать общественные и политические темы – но только за стенами вуза. Я рассказала об этой ситуации маме, а она в ответ: «Так ты и не говори лишнего. Зачем?».
«Не говорить лишнего», – это вполне советский подход. Не говорить, не протестовать, не действовать, не жить. Только всем сердцем «слушать музыку революции» и «мудрые слова советских лидеров». Все прочее – буржуазные свободы и свобода слова – нам «не нужно». Сейчас многие «отцы» тянут детей именно в такую жизнь – тихую, бессловесную, рабскую. Такая жизнь кажется им прекрасной, идеальной. Именно она, а не «лихие 90-е» или «прогнивший Запад», как любят говорить в современной России. Вот уже и М.Горбачева группа российских депутатов предлагает привлечь к суду. Ведь именно он является для многих и в Украине, и в России олицетворением «тех самых 90-х».
По поводу «лихих 90-х» я постоянно спорю со своими родителями. Для меня – это время, когда люди глотнули свободы, когда начали печатать «запрещенную литературу», когда вышла первая, после многих лет запрета, книга стихов Н.Гумилева, когда снова заговорили о поэтах «серебряного века» – причем как российского, так и украинского. Да, некоторым, а, может, и очень многим, на бывшем постсоветском пространстве было тяжело приспосабливаться к новой жизни, но, с другой стороны, мы приобрели многие, неизвестные ранее возможности. Рухнул «железный занавес», вновь заговорили о свободах, в том числе и о свободе слова, печати и собраний… Неужели 90-е не заслужили доброго слова от наших «отцов»? По крайней мере, они весьма дороги многим «детям».
В советские годы моя мама была диссиденткой. Тайно читала старшим школьникам «запрещенную литературу», прятала Солженицына и других «инакомыслящих» под обложкой «Поднятой целины» М. Шолохова. Теперь она ностальгирует по Советскому Союзу и всерьез боится киевских «бандеровцев». Как это произошло? Как Советский Союз с его очередями, постоянным дефицитом, «железным занавесом» и казенными речами вождей успел превратиться в памяти наших родителей в райский оазис, где мирно уживались волк с овцой? В те годы мой отец, инженер-кораблестроитель, написал на ватмане в КБ (конструкторском бюро): «Как вы нам платите, так мы и работаем…». Теперь он тоже возносит Советский Союз – и хвалит, и ностальгирует, и вздыхает. Он уже забыл, что сочинял юмористические стихи по поводу советских будней и читал их в том же конструкторском бюро (конечно, когда рядом не было начальства).
Многим гражданам бывшего Советского Союза отчаянно хочется вернуться «в советский дом». Они не понимают, что такое возвращение невозможно, ибо нельзя дважды войти в одну реку. И река уже давно другая, и время изменилось. Однако в психологии и психиатрии существует понятие «острой ностальгии», причем связанной не с пребыванием в конкретном пространстве (стране или регионе), а с пребыванием в конкретном времени (молодости, прошлом вообще).
Существуют три стадии развития такого заболевания. На первой пациент чувствует острую тоску по прошлому, выглядит уставшим, печальным, молчаливым. Ищет уединения, хочет вернуться в свою молодость, в прошлое, живет воспоминаниями.
На второй стадии заболевания мысли о том, что было раньше, и о существовавшей когда-то родине (такой как, например, Советский Союз) приобретают у человека характер «идеи фикс». На этом этапе у больного появляется бессонница, пропадает аппетит, повышается кровяное давление.
На третьей стадии может возникнуть состояние острого помешательства. Человек осознает, что на родину (или в прошлое) вернуться невозможно, и это приводит к депрессии или серьезному психологическому срыву. Такие состояния наблюдались у военнопленных, например у оставшихся на территории Российской империи наполеоновских солдат.
Если родина, в которую человек непременно хочет вернуться, существует территориально, физически, эту проблему как-то можно разрешить. А если эта родина (например, Советский Союз или Российская империя) существует только в прошлом, в памяти, то как в нее вернуться? Еще Марина Цветаева написала, что нельзя вернуться «в дом, который срыт». Вот и пытаются ностальгирующие по Советскому Союзу вытащить эту «родину» из своего прошлого и воскресить ее в другом времени и при других условиях. На самом деле такие попытки – лишь проявление острой формы заболевания под названием «ностальгия». Психологи называют острую, клиническую форму ностальгии «ностопатией».
В «Большой энциклопедии по психиатрии» В.Жмурова (2012 г., второе издание) так объясняется сущность ностальгии и ее острых (клинических) форм: «Ностальгия не обязательно бывает связана с отъездом, эмиграцией или высылкой в чужие края, она возникает и в тех ситуациях, когда сама Родина изменилась, ушла в прошлое или канула куда-то в полузабытое или многим неизвестное, непонятное. Наряду с типичными симптомами депрессии характерны постоянные и овладевающие мысли о родине, невольные воспоминания и сновидения о прежней жизни, причем все эти годы вспоминаются как время абсолютного и навсегда утраченного счастья, факт которого в свое время как бы и не осознавался. Типичны также страстное желание вернуться обратно (ностомания или ностопатия), особенно травмирующее пациентов тем, что оно представляется совершенно невозможным, и, кроме того, обостренное чувство отчуждения или даже ненависти ко всему, что так или иначе связано с новым местопребыванием. Могут возникать, помимо упомянутых отклонений, агрессия, импульсивные разрушительные действия, реакции короткого замыкания, суициды, болезни зависимости, значительное снижение потенциала адаптивности и т.д.».
Итак, многие «отцы» идеализируют прошлое, свою юность, в которой было мороженое за 20 коп., и одалживали пятерку до зарплаты. Но я почему-то помню другое: например, бесконечную очередь за шоколадным маслом, в которой мы с мамой стояли в душный летний день в прекрасном причерноморском городе Николаеве. Помню, как мне, с одной стороны, не нравилось стоять в той длинной очереди, а с другой – так хотелось заветного шоколадного масла – райской пищи, доступной немногим… И я мечтала тогда о тех временах, когда можно будет свободно зайти в магазин и взять шоколадное масло без очереди. Теперь эти времена настали, но многие «отцы» упорно и настойчиво тянут своих детей обратно, в совок, к очередям и дефициту. Эти «отцы» упрямо твердят о врагах-американцах, врагах-европейцах, врагах-»бандеровцах», «врагах жидобандеровцах» (в России, представьте, уже и такие появились!), прочих «врагах народа», активно участвуют в пророссийских митингах и мечтают о том, что Россия придет и наведет на украинских землях прежний, советский порядок.
Наверное, «детям» трудно винить «отцов» в том, что многие из них тешатся советскими иллюзиями. «Убить дракона» каждому нужно в себе самом, как и выдавить по капле раба. Главное сейчас – что скажут «внуки», то есть те, кому сегодня 17–20 лет. Они одновременно далеки и от поколения 90-х, к которому принадлежу я, и от поколения моих родителей. «Внуки» знают о советских реалиях только понаслышке. Одна из моих студенток сказала, что ей нравится стоять в очередях – поговоришь с людьми о том, о сем, так и время пройдет. Ездить за рубеж ей тоже не нужно – можно прекрасно отдохнуть и в России. Свобода слова? Можно спокойно обойтись и без нее – зачем, в самом деле, болтать лишнее? Единственное, о чем моя студентка пожалела, так это о возможной утрате западной продукции, в частности – духов. Не готова она еще переходить от французской парфюмерии к духам «Красная Москва». Так что беседую я теперь с ней, отталкиваясь от любви к парфюмерии.
Если прекрасный пол в России и в просоветски настроенных украинских семьях еще не готов отказаться от европейских нарядов, косметики и парфюмерии, значит, для «внучек» не все еще потеряно. Постепенно можно и до свободы слова дойти – когда «внучки» осознают, что таковая прилагается к французским духам. Бесплатно. В качестве культурного приложения… И задумаются о том, стоит ли считать американцев и европейцев врагами. И захотят хоть раз увидеть Париж – но не для того, чтобы увидеть и умереть, а чтобы вдохнуть восхитительный парижский воздух, настоянный на «liberté», «egalité», «fraternité» – свободе, равенстве и братстве.
Елена Раскина