Читальный зал

Рисунок Леонида Аронзона

Леонид Аронзон. Из неопубликованного

COLTA.RU печатает неизвестные стихи из наследия одного из крупнейших русских поэтов ХХ века

***

Спотыкаясь в уродство корней
(если сыпятся в осень), скитаясь
по волшебной тоске деревень,
проглядеться под сумрак на залесь

и рассыпаться в солнцах росы,
так смертельно искать – и забыться,
на луне, на пустыне остыть
и глаза опалить об зарницы.

Знать, что тучи, как сказки, ползут,
задевая себя друг под другом,
всё гадать на косую грозу
и стремиться в рискованный угол.

1958

***

Вымершим миром, немым отпечатком
тучи стынут на вогнутом небе,
слово – как тупость, и ветер из кадки
плещет ливень в оглохшую невидаль.

Памяти нет, ни мечты и не времени,
выпали мысли, остались глаза,
сплошной можжевельник сжимается в темень,
сосны и тени по жутким лесам.

Нет ни тебя, ни его, и в корзине
листьев <и> сучьев, свалившись на дно,
светит луна – ни отнять, ни унизить,
ни потерять, ни понять не дано.

1958

***

о паутина лампы – ламма,
утильщик, бестия, вечерний
сосед, когда в канале слабом
дом за решеткою матерчат,

когда и камень-бык не тверже
цветка, бегущего из астмы,
когда в ветвях застыло: Боже!
одеждой скрытое цветастой,

когда трясет булыжник зданья
и рань озвучили колеса –
как от колодезных гаданий
ты уберегся?

какие муки охраняли
твое вино в бутылках старых

о вопль родов на краю
души, копеечной той лужи,
что треплет дом, где деревянный ужин
мною оттягивает крюк

1963

Всяческие размышления

Сонет

Уже не дрогну я за два хваленых слова
и не сторгуюсь за тепло под боком.
Как холст сшивают ниткою суровой,
таков пейзаж: буксир, туман, барокко.

Мне, словно зеркало, удвоит одинокость
объем души и предночного крова.
Мое дыханье в этом мире ровно:
все голуби летят в пространство окон.

Когда в потемках перед снегопадом
я говорю, слова мои – неправда,
и лжет душа, и мне приносит вдоволь

глухих озер, сырых камней и лодок,
и знаю я, что я во всем недолог
и что умру, когда исчезнет слово...

16 ноября 1963 г.

***

При чем тут жизнь, когда такой покой!
Стою один, глаза закрыв рукой,
ночной пейзаж я трогаю другой,
смотрю, как я танцую за рекой.
Да, здесь река стекает по холму,
вся жизнь моя свидетельство тому,
и, шевеля сияющую тьму,
река бормочет там о чем-то, не пойму!

1963 (?)

***

Частая ночь полей думает, как ей быть.
Ветер моей души долго кружится здесь.
Пляшет ночной дурак в тумане истлевших осин,
словно горный ручей, я убегаю в путь.
Там, где коровий глаз тиной порос пруда,
я узнаю цветы, нежен полет туда.
На ложе в траве луны август насыпал звезд,
эхо мое грустит, песню мою забыв.

1964 (?)

***

тонкорукие птицы
убитою тенью
стучали
где сидел я под Бога ладонью
дорожной забрызган печалью
и в полдень казалось
прозрачные руки огня –
то, что после ожило
в глазах ушедшего коня

1965

1 × 7

Подкравшись со спины, глаза мои печальные закрой
ладошками (потом я буду целовать их),
чтоб узнавал я: что за баловница? и чье бедро я щупаю рукой?
Нет, я не дорожу своей тоской,
Бог с ней, с тоской, вслед за одной – другая!
Откуда вдруг повеяло рекой
и земляникою? ах, ты здесь, дорогая!

Москва, лето, вечер (1968)

***

Когда-нибудь проснусь и не умру я,
и птицу позову, и выйду в дом,
и все, что отпустил я, замурую
в ручье, снующем за своей водой,

и тело лодки, горсть ее молчанья
про птиц, куда? – не все ль равно, гоня,
я отпущу, следов не замечая,
и вновь проснусь в немой тени ея.

1963 (?)

colta.ru