Они шли, шли и шли. Часов с пяти – уже сплошным потоком. Шоссе перекрыли давно, машины разворачивали в объезд, рейсовые автобусы, трудящиеся сегодня как шаттлы между автостоянками у дворца культуры и молла и кладбищем, останавливались теперь далеко, не в силах пробиться сквозь людское море, и выплескивали в него новые порции. От автобусов шли пешком, под солнцем, палящим как печь (эти дни чрезвычайно жаркие даже для Израиля), по дороге, петляющей меж каменистых холмов, где ни капли тени: заботливо вбитые в скальный грунт деревца, каждое в треугольной дощатой оградке и со своей системой орошения, еще не успели вырасти,– кладбище-то молодое. Как и сам город, Модиин, названный так по имени деревни, где родились Маккавеи. В 167 году до н.э. они вместе с отцом, деревенским головой, подняли здесь восстание против греков, освободили Храм, восстановили независимость Иудеи и отстаивали ее в кровопролитных войнах три десятилетия.
Современному Модиину всего 20 лет, и в нем отродясь не бывало так много народу. Все население города (включая меня – я в нем живу последнее десятилетие) около 80 тысяч. В минувший вторник на похороны трех мальчиков – 16-летних Гилада Шайера и Нафтали Френкеля и 19-летнего Эяля Ифраха – пришло больше 100 тысяч. Включая премьер-министра, двух президентов – нынешнего и будущего, двух главных раввинов – ашкеназского и сефардского, практически всех министров, начальника Генштаба, депутатов Кнессета, послов (в частности, американского: у Нафтали кроме израильского было еще и гражданство США).
Внимание объяснимое. Больше двух недель, с тех пор как стало известно о похищении ребят, вся страна жила их судьбой, ничего важнее для израильтян не было. А когда, за сутки до похорон, стало ясно, что их убили, общенациональная тревога сменилась общенациональной скорбью. Как раньше мальчиков ждала вся страна и искала вся армия, так теперь вся страна хоронила. Кто не пришел на похороны – сидел у экранов.
Евреи, особенно между собой, когда нет чужих глаз, не перед кем соблюдать приличия и стесняться некого, народ склочный. «Два еврея – три мнения» – это не просто шутка, это диагноз. Богатство их разногласий не поддается учету, а непримиримость друг к другу не знает границ. В Израиле степень концентрации этого кипящего бульона доведена до апогея и перманентно выплескивается с силой гремучей смеси. Но в момент общей беды вся эта муть исчезает – и мигом возникает иная субстанция, ее со стороны воспринимают как вообще свойственное евреям единство. Только мы внутри знаем, что его на самом деле нет. Хотя каждый из нас с ним сталкивался. Однако вблизи различимы детали, они мешают обобщениям. Так и на этот раз.

«Тремп»

Начнем с деталей, чтобы понятнее стал событийный контекст.
Все погибшие мальчики – учащиеся иешив – так называются религиозные учебные заведения в иудаизме. Сразу возникающая у российского читателя аналогия с духовной семинарией не подходит. Иешива – не раввинский институт, а заведение, где изучают Тору и Талмуд. В религиозных семьях это считается обязательным для мальчиков, является синонимом образованности вообще, большинство проходит обучение в иешивах, но раввинами становятся единицы – в основном те, кто выбирает религию в качестве профессии. К погибшим ребятам это вряд ли относилось. Гилад Шайер и Нафтали Френкель, например, учились в знаменитой иерусалимской иешиве «Мекор хаим», возглавляемой раввином Адином Штейнзальцем – одним из крупнейших знатоков и популяризаторов Талмуда, первым в истории переводчиком Талмуда на иврит и английский (том «Введение в Талмуд» вышел под его редакцией даже на русском). И наверняка ребята были продвинутые в иудаизме: для поступления в «Мекор хаим» следует пройти сложное собеседование, что вообще для большинства иешив нехарактерно, в них принимают по желанию. Но вряд ли собирались идти по профессиональной религиозной стезе. Нафтали прочили научное будущее. Это у него, видимо, наследственное: его дед, профессор Авиэзри Френкель,– математик с мировым именем, один из создателей первого израильского компьютера.
Все три парня принадлежали к течению религиозного сионизма, и как многие представители этого сектора израильского общества жили в еврейских поселениях за «зеленой чертой».
Это тоже важные детали. Первая – идеологическая и даже психологическая. Для жизни за «зеленой чертой», то есть в окружении арабских деревень, нужны особая мотивация, сродни мессианской, и бойцовский характер, привычка к опасности. Не случайно большинство ребят из поселений служат в боевых частях, а значительная часть офицеров боевых частей – поселенцы. А вторая – бытовая. Рейсовые автобусы в поселения заходят редко – один или несколько раз в день, и безлошадная молодежь обычно пользуется попутками.
В Израиле это называется словом «тремп», что по-английски неточно. Места, где принято ловить попутки (обычно автобусные остановки на выездах из городов и развилках дорог) называют «тремпиадами». Водители-поселенцы (не только они, но они – обязательно, сами бывали в шкуре «тремпистов») обычно притормаживают у «тремпиад», чтобы подобрать, с кем им по пути, а дальше высаживают у следующей «тремпиады», чтобы те продолжили путь на перекладных.
12 июня был четверг, конец учебной недели. Подростки ехали домой на шаббат. Спешили. Начинался чемпионат мира по футболу. Гилад и Нафтали – друзья и однокашники по иешиве (сидели на второй скамье справа, сказал их учитель на похоронах), страстные болельщики – вместе добрались до «тремпиады» на перекрестке Алон-Швут в Гуш-Эционе. Там же оказался Эяль Ифрах. В 21:40 он позвонил домой, что ловит «тремпа». Лишь через час повезло: остановился Hyundai. Сидевший рядом с водителем приоткрыл окно. Радио в машине передавало актуальную программу второго госканала: депутат Кнессета от левой партии «Авода» Шели Яхимович в интервью ругала (она это умеет!) премьера за срыв мирных переговоров с палестинцами.
– Эльад! – выкрикнул Эяль название своего городка.
Водитель кивнул. Эяль полез на заднее сиденье. Следом запрыгнули Нафтали и Гилад. Они знали, что им по пути – за время ожидания все на «тремпиаде» успевают перезнакомиться и выяснить, кому из них куда. Общий путь оказался последним.

Провал

После полуночи забеспокоились родители. Отцы ребят обратились в полицию. Им посоветовали подождать до утра. Отец Гилада попросил помощи в службе безопасности поселения, находящегося невдалеке от «тремпиады», на которой был его мальчик.
– Так бывает, это же дети! – объяснила многоопытная дежурная.
Только в три часа ночи сведения о не вернувшихся домой подростках дошли до армии и службы общей безопасности ШАБАК. Только к утру их стали искать. В пятницу утром обнаружили неподалеку от Хеврона – известно, что там хамасовское гнездо – сгоревший Hyundai. Сомнений не оставалось: это похищение. А специалисты поняли: время упущено. Следы остыли.
Выяснился и вовсе позорный факт. В 22:25 на телефон диспетчерской службы полиции «100» поступил звонок.
– Меня похитили! – шепотом произнес парень (теперь известно – это был Гилад Шайер).
Дежурный – на смене в это время был солдат срочной службы (многие призывники поступают в распоряжение полиции) – пытался уточнить информацию. Не получив ответа, доложил о звонке вышестоящему офицеру. Она тоже стала требовать ответа от звонившего, а не дождавшись, прокрутила запись оперативнику, и вместе они решили, что это скорее всего розыгрыш. Таких ложных вызовов поступает за смену сотни. Дальше о звонке не сообщили. Пока не поднялся переполох.
– Как такое могло произойти? – спросил я бригадного генерала полиции в отставке, опытного оперативника, возглавлявшего полицейское управление одного из самых криминальных районов в центре страны, Аарона Таля.
– Это должно было случиться, это случается каждый день, а заговорили об этом лишь потому, что произошла трагедия.
По словам Аарона Таля (кстати, он был первым представителем израильской полиции в Москве), ошибка системная. В израильской полиции считают, что жалко держать опытных полицейских на телефоне – они нужны на улицах. В диспетчерской сажают операторами стажеров, часто – солдат-срочников после нескольких недель обучения. Мировая практика иная. В США на пульте службы спасения «911» сидят профессионалы, они по телефону могут часто сделать так, что нужда в отправке патрульной машины отпадает. И даже в Израиле – в службе скорой помощи – та же практика. Аарон Таль вспомнил, как, будучи капитаном, принял роды. Всполошенный отец, когда у жены начались схватки, набрал не «101» – скорую, а «100» – полицию. Когда Аарон прибыл с патрулем на место, менять что-либо было поздно. Он позвонил в скорую сам и сделал все по указаниям диспетчера. А став начальником полиции, посадил на телефон самого опытного офицера, за что получил нагоняй от начальства.
– Теперь все изменится? – спросил я.
– Сначала должны полететь головы,– сказал генерал Таль со свойственным ему юморком.– Вот тогда что-то изменится.
Говорил он со мной, но его словно услышали: генеральный инспектор полиции отменил вынесенный после работы следственной комиссии приказ о взысканиях сотрудникам службы «100», а велел уволить всех по цепочке, включая начальника регионального управления.

Поиски

В Израиле принято ругать полицию и гордиться армией и спецслужбами. И то, и другое – по праву.
Военная операция «Вернуть братьев» началась с утра 13-го и продолжалась, пока тела ребят не нашли. 18 дней и ночей.
– Мы перевернем каждый камень,– пообещал начальник Генштаба Бени Ганц,– и найдем наших мальчиков.
Лучшие части израильской армии (я подчеркну: воюющей армии) – десант и спецназ – вместе с войсками пограничной охраны, гражданскими добровольцами из бывших военнослужащих элитных частей закупорили Хевронское нагорье и стали прочесывать. Деревня за деревней, дом за домом, поля и ущелья, колодцы и пещеры, которых здесь великое множество.
Счет шел на тысячи объектов. По ходу вскрыли десятки тайников с оружием и деньгами, арестовали около полутысячи террористов, в основном хамасовцев. Среди арестованных было более полусотни боевиков, освобожденных в 2011-м в рамках обменной сделки по освобождению захваченного боевиками «Хамаса» сержанта Гилада Шалита.
О том, что к похищению причастен «Хамас», премьер Биньямин Нетаньяху заявил на третий день операции, подчеркнув:
– Это не догадки, у нас есть доказательства.
Вскоре стало ясно, что он имел в виду. Так как время шло, хороших новостей не было, а общество и СМИ требовали доказательств, что ищут не вслепую, спецслужбы пошли на беспрецедентный шаг. Обычно конкретные цели не обнародуются, пока они живы и на свободе. На этот раз имена похитителей были названы: боевики «Хамаса», представители известных террористических кланов из Хеврона – 29-летний Маруан аль-Кауасмэ и 33-летний Амар Абу Аиш. Оба не раз побывали в израильской тюрьме. Но та, как известно, не исправляет.
Мать одного из них заявила журналистам:
– Не верю, что это он, но если это сделал он, буду гордиться им до конца жизни.
Оба еще не пойманы – по крайней мере, на тот момент, что я пишу материал. Спецслужбы заверяют: это вопрос времени. Нет оснований им не верить. По крайней мере, в этом. Хотя представители служб безопасности не всегда говорят правду.
Все время операции, когда выпуски новостей начинались с информации о ходе поисков, как и разговоры дома, на работе, в кафе, армейское руководство заверяло: оно ищет живых.
Все понимали, что это значит. Пятилетняя эпопея пленения, а затем освобождения Гилада Шалита в обмен на тысячу с лишним террористов, многие из которых по горло в еврейской крови, запомнилась болью и унижением. Всем было понятно уже тогда, что эта сделка станет мощнейшим стимулом для будущих похищений и сведет на нет всю логику борьбы с террором.
Так и случилось. «Хамас» объявил похищение израильтян приоритетной задачей. По сообщениям тех же спецслужб, с момента освобождения Гилада Шалита ШАБАК предотвратил 101 похищение. Не надо быть пророком, чтобы предсказать: 102-е или 220-е может удаться.
Но мало у кого не только в правительстве, но и в обществе тогда хватало сил возражать против той сделки. А по поводу вызволения этих трех мальчиков не хватило бы ни у кого. Я не слышал ни от кого – даже в допущении, что, мол, лучше бы они погибли. Ценой своей жизни эти мальчишки избавили свою страну и свой народ от страшного выбора.

Пацаны

Армейское руководство заверяло, что ищет живых, но скорее всего знало правду и, похоже, с самого начала. Специалисты, даже те, кому не была доступна специнформация, оценивали шанс найти их живыми как ничтожный.
Я беседовал с одним из ветеранов спецслужб, на счету которого много как захватов, так и освобождений захваченных. Меня смущало: как двое террористов на переднем сиденье могли обезвредить трех парней в одной машине.
– Это как раз просто,– пояснил он.– Водитель по газам, напарник наставляет пистолет: «Сидеть тихо!» – и все. Это ж пацаны. Не всякий боец знает, как себя вести в такой обстановке.
И он же сказал, что, видимо, хотели схватить одного, оказалось трое – втрое труднее спрятать, втрое больше еды, втрое больше охраны. Легче убить, трупы сжечь – и следов не останется.
Их нашли по очкам Эяля – ползая на карачках по полю плотной цепью, солдаты спецназа самой боевой армии мира обнаружили их в траве. Шабаковцы нашли в Эльаде окулиста, который делал очки, он отыскал заказ. И по полю пошли добровольцы. Среди них были ученики сельскохозяйственной школы. Их инструктор заметил кусты, торчащие из земли как-то неестественно. Они были вырваны с корнем и вставлены поверх ямы, заваленной камнями, в том числе громадными валунами, не подъемными для двоих (после чего стало ясно, что убийцам помогали сообщники). Под этим камнями обнаружили тела ребят.
Сегодня часто возвращаются к тому самому звонку в полицию, который приняли за розыгрыш. Гилад набрал номер «100», шепнул: «Меня захватили», и пока придурки в форме выясняли: «Алло, алло, откуда ты звонишь?», телефон оставался включен. И там слышно, как террорист кричит на иврите с арабским акцентом: «Отдай это мне! Голову вниз! Голову вниз!», звуки борьбы, а потом выстрелы. А после них – уже по-арабски: «Трое!»...
Об этом теперь все говорят. Как и о том, что когда-то другой Гилад – Шалит, вооруженный автоматом, в танке сдался. И остался в живых. На него обменяли тысячу террористов, и этот обмен вдохновил на новые похищения, но он вернулся домой. А трое пацанов теперь лежат в могиле в Модиине, на родине Маккавеев.
Мне кажется, тут нет правых и виноватых. Но все это – вопрос выбора, который Израиль делает каждый день – вместе и порознь.
Владимир Бейдер, Модиин