Мои дети выросли в эмиграции и, пожалуй, не могут считать русским своим родным языком. Но мы сделали все возможное, чтобы максимально его сохранить. Как? Наверное, как и все эмигранты, для кого это было важно - говорили дома только по-русски и конечно читали детям книжки. На русском, - прекрасных писателей и поэтов, многие из которых в свое время читали и нам наши папы и мамы. И среди них, конечно и про ежика с дырочкой, и про собаку, которая бывает кусачей, известно от какой жизни и многие, многие другие стихи Юнны Мориц. И все это с нами останется, я уверен. И за это моя большая благодарность Юнне Петровне. Это одна из тех ниточек, которые связывают нас и помогают хоть немного понимать наших детей, растущих в среде, столь разительно отлучающейся от той в которой росли мы. Как свежо, как не по-советски звучали эти стихи на фоне прочего мусора, мерзкой промывки мозгов, которую советская власть устраивала детям буквально с пеленок, всяких маленьких Володь Ульяновых, унылых михалковских пионеров и прочей aхинеи.
То, советское время ушло, ушло, как мы надеялись, навсегда. Увы, мы ошибались. И в это время, в это тоскливое серое время вернулась и Юнна Мориц, причем, гораздо раньше, чем начала свой скорбный путь в прошлое страна. Увы всем нам, и поэтессе и стране тоже. И если поведение многих любимых в недалеком прошлом артистов, писателей, музыкантов, вызывает чувство грусти, но не удивления, то метаморфоза Юнны Петровны поражает и огорчает до глубины души. Если поведение всяких Башметов, Боярских и прочих Спиваковых, не говоря уж о Кобзоне, можно объяснить обычным совковым стремлением быть в фаворе любой ценой, а значит и на стороне власти – ЛЮБОЙ!, то с Мориц это не работает. Те, я уверен, не верят ни в Б-га ни в черта. В лучшем для них случае, их показательная любовь к режиму и одобрение его подлостей (Башмет и закон подлецов) – средство обеспечить себе свободу творчества, а значит и средства существования. В начале путинской эры это было лишь привычкой, дурной привычкой, сохранившейся с недобрых советских времен. Сейчас, все больше и больше, действительно нужно, чтобы выжить. И это можно понять. Простить, – увы, нет. В отличие от всей этой братии, Юнна Мориц вдруг совершенно искренне и всей душой полюбила тот ужасный, бесчеловечный режим, который воцарился в России с приходом Путина. И любовь эта крепко замешана, как мне кажется, на большой ностальгии по издохшему Совку. Может присутствует и тоска по молодости, по тем временам, когда Никитины так замечательно пели песни на ее стихи, может какие-то глубоко личные причины. Не знаю. Знаю лишь, что любить весь творящийся кошмар, оправдывать и приветствовать зло, будь то сталинизм, будь то агрессия в Украине, интеллигентный, порядочный человек не может. В то же время, именно крайности, именно нелепости, абсурд и бескомпромиссность того, что сейчас говорит и пишет Юнна Петровна, свидетельствует о некоей ее, увы, неадекватности. Чтож, люди талантливые часто бывают подвержены такой беде. И всякие лизоблюды, подписанты всевозможных писем, против Ходорковского, за закон подлецов, за аншлюс Крыма, вызывают гораздо большую неприязнь. Именно своей продажностью, не хочу употреблять более грубое слово.
А Мориц просто жаль. Жаль, что в ущерб хорошим стихам стала писать всякий мусор, которому даже нельзя дать определения. Ясно одно - это не поэзия и не литература. Больно читать, что-то вроде этого:

Русофобская шпана
Требует сдаваться,
Мы – уроды, а она –
Западная цаца!

Без майдана ей хана,
Кровь ей – как сметана,
Русофобская шпана
Требует майдана,

Жалко ее, в свое время, при Советах, 10 лет писавшую в стол. Но еще жальче себя и наших детей. Жальче и больней, потому что так чувствуешь, когда теряешь хорошего человека. А мы ее, увы, потеряли. Жалко ежика с лошадкой.
Previous Entry