Кто-то спутал семерку с девяткой, кто-то оставил чью-то карточку в бараке — и этого оказалось достаточно для спасения жизни. Саша Галицкий, израильский художник, работающий со стариками в домах престарелых, рассказывает «Букнику» историю одного совершенно будничного чуда. 

А вот про любителя жанровых сцен Моше Абрамовича и немецкую ошибку на еврейской руке

 Еще немного подробностей. 

«... И вот однажды селекцию провели в самом блоке, а не на плацу... Это было так. 

 В середине каждого барака стояла печка, такой куб с двумя трубами по концам, примерно по полметра в каждую сторону. 

 А нары были возле стен. Мы лежали в ряд по 5 человек, прямо на голых досках. 

 Соломы не было. 

 Так вот. Пришел в блок какой-то врач. Все сейчас говорят: «Менгеле! Менгеле!» 

 Я не знаю, был ли это Менгеле. Какой-то врач, немец. 

 «Алес юден арибер ансайд!» Мы были в бараке все вместе – поляки, бельгийцы – всякие. 

 Евреев отогнали отдельно. Нам приказали раздеться и по одному подходить к врачу. 

 Кроме врача там были еще два эсэсовца. 

Один должен был говорить номер заключенного, а другой записывал этот номер. 

 Голые евреи по одному подходили к врачу, он осматривал их со всех сторон. 

 Рядом с врачом стояли два этих эсэсовца и записывали больных. 

 После чего каждый перешагивал через полуметровую печку. 

 Там собирались все вместе опять, только часть из нас уже была «записана». 

 Настала и моя очередь. 

 У меня на голени была тогда рана, я боялся и хотел быстро пройти, чтобы не заметили. 

 Когда врач сказал мне повернуться, я побежал вперед. 

 Но он вернул меня и заставил повернуться спиной. После чего меня записали. 

 Я в ту же секунду понял, зачем меня записывают. Я был приговорен к смерти. 

 Я никогда, никогда не забуду, какие мысли пронеслись у меня в голове...Какие? 

 «Что делать? Выхватить у эсэсовца пистолет и застрелить его...Убежать...» 

 Но некуда было бежать. Некогда было и думать... 

 Подошла моя очередь записывать свой номер у другого эсэсовца... 

Он взял мою руку и прочитал номер: 'Hundert vierzig zwei Tausende fünfhundert siebzig sechs!' (сто сорок две тысячи пятьсот семьдесят шесть). Зекце Зибицих! А мой номер Зекце Нойцег! 'Hundert vierzig zwei Tausende fünfhundert neunzig sechs'! Девяносто шесть! 

 Когда мне ставили номер, недобили одну точку в цифре 9, и она стала похожа на 7... 

 Я только молил Бога, чтобы второй эсэсовец повторил эту ошибку... 

И он повторил этот ошибочный номер еще раз... 

 ...Я перешагнул через печку и оказался снова между заключенными. 

 Некоторые стали меня успокаивать: «ничего, что тебя записали...ты уже отмучился...а нас еще будут бить...а ты уйдешь...» 

 Я молчал, и никому не говорил про ошибку эсэсовцев... 

 Я стоял и только молил Бога, чтобы не обнаружилась ошибка. 

Прошло два-три дня. Мы уже знали эту процедуру. 

 Старший по блоку (поляк) должен был принести личные карточки заключенных и пойти с ними в комендатуру. 

 Когда он ушел, я зашел к нему в комнату (я не вру, клянусь своей семьей и внуками, я говорю чистую правду!) 

 и увидел, что моя карточка осталась в бараке, он ее не взял... 

 И я на 80 процентов понял, что останусь жить... 

В тот же день прозвучала команда «Блокшпере!» и все зашли в барак. Пришли немцы, уже с собаками, и зачитывали номера. Они забрали записанных в тот знаменитый блок перед крематорием, о котором я уже рассказывал... Я остался... Те, кто меня успокаивали – недоумевали, почему меня не взяли? «Ведь тебя же записали?» – говорили они. «Меня?» – удивлялся я, «меня никто не записывал»... 

Только один мой друг, он сейчас живет в Гиватаиме (город недалеко от Тель-Авива), мы с ним иногда встречаемся и сейчас, – знал мою историю, как я остался в живых. По ошибке. Я не знаю, есть ли еще такие подобные случаи во всей истории Гитлера... 

 С тех пор не один раз мне приказывали пойти и исправить номер на более четкий –, когда нам выдавали одежду, они всегда ошибались, и я их поправлял... 

 Номер я не исправил».

 

Саша Галицкий, 21 ноября 2014 года