В моем детстве по телевизору постоянно показывали мультфильмы на разные сказочные сюжеты. Действие в этих фильмах часто происходило в каких-нибудь экзотических далеких странах. В Китае, например. Но не в том Китае, с которым мы в те годы дружили взасос, не в том, где победил коммунистический народ во главе с великим кормчим, который бодро строил социализм при поддержке старшего брата Советского Союза и о котором пелось в песне Вано Мурадели «Москва – Пекин». Другой там был Китай - старый, со злобными, жестокими и жадными мандаринами и угнетенными народными массами.
Один из таких фильмов назывался «Желтый аист». Не очень уже помню всех подробностей, хотя видел его много раз. Но помню, что там некий мальчик упорно рисовал на стене, прямо напротив мандаринова дворца, желтого аиста – символ, так сказать, свободы.
Это изображение страшно сердило мандарина, увидевшего в изображении вольно парящей птицы угрозу политической стабильности, государственному суверенитету и территориальной целостности. Не исключалось также, что мальчик действовал в интересах иностранных государств.
И мандарин приказал заблокировать зловредного аиста. То есть закрасить. Его закрасили. А мальчик появлялся вновь и снова рисовал желтого аиста. Тогда разгневанный мандарин приказал схватить смутьяна и бросить его в темницу. Мальчишку поймали и упекли в тамошнее СИЗО, возбудив дело об экстремизме, выразившемся в несанкционированном рисовании в общественном месте, где он со своим аистом препятствовал проходу граждан.
Мандарин успокоился. Но ненадолго. Потому что на следующий же день сквозь краску вновь, причем уже сам собой, проявился все тот же аист во всем своем первозданном вольнолюбивом очаровании. Его тоже закрасили. А он – опять. И еще. И еще.
Чем там дело кончилось, не помню уже. Кажется, мандарин все же лопнул от злости. А может, и нет. А может быть, нарисованный аист вдруг взял да и, взмахнув крылами, воспарил над свирепой толпой своих гонителей, а толпы, наоборот, «простых» китайцев в своих конусообразных шляпах с надеждой и любовью провожали его взглядом. Все может быть. Не помню, в общем.
Да и не так это важно. Важно, что мы никогда не знаем из «какого сора», из каких бабушкиных сказок и наивно-дидактических детских историй в нас зарождается и постепенно, хотя непреклонно, крепнет понимание того, что воля к свободе, в том числе, кстати, и к свободе творчества, в принципе неистребима.
Почему я вспомнил об этом именно в наши дни? Да понятно почему. Потому что иногда самым прихотливым образом рифмуются вдруг между собой максимально удаленные друг от друга смутные воспоминания, беглые впечатления, полузабытые сказки, книжки, мелодии, сны, мнимые или реальные события.
Вечные сказочные или лирические сюжеты и образы, настолько вечные, что от чрезмерного их употребления они уже давно и устойчиво стали восприниматься как невыносимо пошлые и безысходно предсказуемые, в какой-то момент вдруг обретают новый и неожиданно сильный, очищенный от сопливых наслоений символический смысл. Так бывает всегда, когда затертая до дыр метафора внезапно материализуется, когда вдруг кончается искусство, и начинают дышать почва и судьба. Буквально, не метафорически.
И иногда бывает так, что старый детский мультфильм или навязшая в зубах пошловатая песенка про «миллион алых роз» перед лицом вполне реальных и трагедийных событий неожиданно обретают едва ли не притчевый, едва ли не пророческий статус. Так бывает и в поэзии, когда слова из «низкого штиля» рифмуются со словами из «высокого».
Уже много дней множество самых разных людей приходят на мост, где был убит Борис Немцов, на мост, который многие, не спрашивая на это высокого разрешения начальства, называют между собой Немцовым мостом. Приходят и приносят цветы. Приносят и приносят. И зажигают свечи. Это то немногое, что они могут сделать сегодня для его памяти. Но и это по нашим временам дорогого стоит.
Но на мост приходят не только люди. На мост приходят также и бездушные машины (иногда они являются в облике людей) и убирают эти цветы. И пишут гадости. И говорят эти гадости вслух. И записывают свои гадости на видео. И вывешивают эти видео в интернете. И очень своими гадостями похваляются, называя эти гадости «проявлением патриотического чувства».
А люди все равно приходят туда и приносят цветы.
Так на мосту разворачивается не сказочная, не мультипликационная, а вполне буквальная война между машинами и цветами, как в старом детском мультфильме шла война между Мандарином и Аистом.
Никогда не знаешь, с чего именно, с какого именно факта, события, символа может начаться общественное протрезвление, осознанная и, главное, деятельная тяга к обновлению. История показывает, что в принципе с чего угодно. Почему бы, например, не с цветов?
Лев Рубинштейн