Поразительно, что до российской аннексии Крыма и нападения на Донбасс сама идея отмечать день окончания второй мировой войны не 9, а 8 мая – или хотя бы и 8-го, и 9-го – никогда не приходила в голову большинству украинцев. Разницу в датах воспринимали исключительно как календарную – просто, мол, на момент проведения церемонии подписания капитуляции в Москве было уже 9 мая, поэтому на Западе и в Советском Союзе день окончания войны отмечают в разные дни. И вместо внесения изменений в календарь нужно пощадить чувства тех, кто привык именно к 9, а не к 8 мая, для кого это не просто календарная, а именно военная дата.
Но только это совсем разные дни. 8 мая - день скорби и памяти, в нем нет места для особой радости. Радовались в 1945 году, когда война в Европе завершилась, а уж потом пришло осознание количества жертв, масштабов разрухи, понимание всего того ужаса, который раз и навсегда сделал высшей ценностью мир. А 9 мая – это день парада, день праздника, пусть даже «со слезами на глазах» – слез с каждым годом все меньше – но праздника. Не случайно от Дня Победы как от праздника в Советском Союзе отказались практически сразу же по окончании войны и вернулись к парадам только в брежневскую эпоху. В первые послевоенные десятилетия было слишком много вдов, сирот, калек, могил и руин – чтобы так вот откровенно радоваться, разъезжать на гудящих машинах с ленточками и орать «спасибо деду за победу». А потом – как-то незаметно - все это стало возможно, потому что переживших войну по-настоящему осталось так мало, что их подлинную скорбь можно просто цинично игнорировать. И не случайно в Советском Союзе и в путинской России день скорби и день триумфа искусственно разведены по датам. День скорби – это 22 июня, день нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Советские пропагандисты любили говорить «вероломного» нападения – и все очень хорошо понимали, что означает это слово, ведь Гитлер напал на Сталина, нарушив союзнические договоренности, это и есть вероломство. А день триумфа – это 9 мая, можно, конечно, и всплакнуть, но нужно праздновать.
Только сейчас видно, насколько глубоко мы все десятилетия после провозглашения независимости оставались в этом советском контексте прочтения истории. Радоваться и торжествовать тогда, когда у человека должно сжиматься сердце, когда он осознает происшедшее и понимает, что больше никогда не увидит своих родителей, супруга, детей, друзей, что у него больше нет родного дома, родного города, даже – народа нет! И у соседа – такое же горе, и дальше по улице, и дальше. А еще можно никогда не увидеть своих рук и ног, даже если остался в живых. И так – с сотнями тысяч, с миллионами людей. Война окончилась, но весь этот кошмар – он же никуда не девается. И чем мы ему ответим? Выведем на улицу войска!
Украина во Второй мировой войне разрывалась между необходимостью защищать свою землю от агрессора и желанием добиться свободы для себя, а не для сталинской империи
Еще одним очевидным следованием советскому дискурсу было нежелание воспринимать Украину как особую страницу военной истории, те самые «кровавые земли», о которых писал Тимоти Снайдер. Если бы такое нежелание присутствовало в только России, это и понятно, там Украину или Беларусь всегда воспринимали как продолжение российской истории – и только. Допустим, на Западе многие не ощущали того, что через украинские земли война не просто проходила, она у нас жила практически все годы второй мировой, требуя все новых и новых жертв. Но если мы сами до последнего времени отказывали себе в понимании противоречивости и сложности собственной истории, в уважении к тем, кто боролся за свободу Украины – то чего же хотеть от других?
Вторая мировая – и в этом, кстати, ее важное отличие от первой мировой - начиналась как протест демократий против тоталитаризма, как нежелание согласиться с правом одних кромсать территорию других по своему желанию, по праву сильного. Советский Союз, частью которого тогда были украинские земли, не собирался участвовать в этой войне на стороне добра. Он оказался по правильную сторону именно из-за вероломного – какого же еще, Сталин так ему верил – нападения Гитлера. Именно поэтому победа над нацизмом оказалась триумфом демократии и именно поэтому Советский Союз старался сдержать этот триумф в зоне своего влияния все послевоенные десятилетия. А сейчас этот триумф, как может, сдерживает Россия – вот, собственно, и вся краткая история Второй мировой.
Украина же, как и другие территории, издавна превращенные Россией в крепости и плацдармы, разрывалась между необходимостью защищать свою землю от агрессора и желанием добиться свободы для себя, а не для охраняемой державы. Именно этот разрыв, эта невозможность осуществления и того, и другого, превратила ее в кровавую землю. Именно поэтому в мае нам уместнее скорбеть, чем радоваться.
Если нам действительно есть, что отмечать как победу – так это триумф демократии, который предопределил крах не только национал-социализма, но и в конечном счете - империализма и коммунизма, сделав возможным превращение Украины из объекта истории в ее субъект спустя семь десятилетий после окончания войны. И за этот шанс нам следует благодарить всех тех, кто отдал свои жизни в противостоянии злу - под какими бы флагами это зло не выступало.
Виталий Портников