Попытаюсь написать просто о невероятно сложном. О последнем фильме ушедшего от нас в прошлом году Герца Франка «На пороге страха», представленном на только что открывшемся первом Рижском международном кинофестивале. Фильм-завещание, согласно которому каждый более-менее умный человек наследует весьма трудную, если угодно, мораль. И после которого у многих остается вполне реальная физическая тяжесть в груди, где-то в районе души.
Для начала несколько немаловажных фактов. Сопродюсером фильма стал ведущий российский документалист Виталий Манский, он же президент опального российского кинофеста ArtDocFest, который сейчас открылся в Риге одновременно с нашим фестивалем. Фильм снят на латвийские и российские деньги, при поддержке госструктур. Монтировала уже отснятый классиком материал Мария Кравченко, сказавшая перед сеансом, как мне кажется, достаточно важную деталь, которая может кое-что расшифровать в фильме классика. Хотя в кино вроде все достаточно ясно и прямо. Каждый раз, когда создатели фильма собирались вместе,
Франк писал на доске: «Жизнь всегда удивляет!» Ну, так вот, элементарно – жизненный сюжет. История об убийце премьер-министра Израиля, нобелевского лауреата Ицхака Рабина, который в поисках мира нашел три пули от Игаля Амира – соотечественника Рабина, который считает, что единолично принес себя в жертву, поступив так. Результат – пожизненное заключение в одиночной камере и статус самого охраняемого преступника Земли Обетованной.
Первую половину этого полуторачасового фильма мне казалось, что это просто некий парафраз великого «Высшего суда» того же Герца Франка – воистину новаторской киноленты советского времени. Там история приговоренного к смерти в Латвийской ССР убийцы, с которым создатели ленты беседовали по душам и… знаете, в какой-то мере сроднились. Главной темой «Высшего суда» был слегка завуалированный теологический подтекст и невероятная надежда, что человек не имеет права убить другого человека, что этого убийцу приговорят к пожизненному. Не свершилось, расстреляли. Кстати, не всем известен такой момент: еще здравствующий оператор «Высшего суда» Андрис Селецкис (брат выдающегося кинорежиссера Ивара Селецкиса) после этого за одну ночь поседел.
В «На пороге страха» герой остается жить, но в заточении. А далее – «Жизнь всегда удивляет». Даже удивляюсь, как по такому сюжету Голливуд не снял очередную мелодраму.
Появляется женщина Лариса, эмигрантка из СССР и дама, судя по беседам с нею и отзывам о ней, действительно интеллектуальная. Она начинает переписываться с Амиром и через какое-то время (через годы!) ей удается с ним встретиться. Еще несколько лет ушло на то, чтобы добиться соприкасаться друг друга руками. Сцены суда, вопросы журналистов о том, а неужто это любовь?
К концу первого часа фильм-жизнь делает невероятный поворот: Лариса и Амир подают заявление о женитьбе. Все эти долгие годы Израиль кипит на заданную тему. Большая часть жителей страны проклинает убийцу воистину великого человека. Там колоссальный кадр для синефилов есть: в 12-ю годовщину убийства Рабина сотни евреев, некоторые плачущие, напротив тюрьмы проклинают убийцу. Столько ненависти! И быстрый кадр – один тихо молящийся еврей в сторонке. Важный момент.
Казалось бы, вот эту ненависть не трудно понять: представьте, что убили вашего отца или мать. Рабин для большинства израильтян, думаю, был сродни родному отцу.
Труднее понять другое: поступок Ларисы. Это рекламный трюк? Секретный эксперимент? Библейская героиня? Любовь?
В кадре умирающий Герц Франк темпераментно восклицает в беседе с Марией Кравченко: «Да нет, я не хочу банальной истории о любви, это не так!» Герц Франк всегда любил противоречивые истории, об одной из которых он рассказывает на пороге своего страха (какого именно – чуть ниже).
Дальше «голливудский» сюжет делает феноменальный поворот: спустя годы Ларисе и Амиру позволяют встречаться по 8 часов в месяц. И – даже интимные связи в комнате, в которой нет видеонаблюдения. Жители Израиля говорят в телекамеру: «Он должен сгнить в тюрьме!» Это одно из самых мягких выражений в этих интервью.
А тем временем рождается сын…
На протяжении всего фильма звучат телефонные разговоры Амира с сыном. Убийца Рабина постоянно рассказывает библейские сюжеты. И мечтает о новой встрече. И просит передать трубку его маме, пока не прервали разговор. Прерывают…
Что такое быть на пороге страха? Думаю, ответ на это в словах Амира, сказанных им в одном из телефонных разговоров с маленьким сыном: «Я ничего не боюсь, кроме Него!»
Вот уж точно высший суд. И идут кадры прощания с Франком: надпись на табло кладбищенского зала прощания: «Герц Франк – 15.00». Тело Франка, покрытое одеянием. У него тоже, думаю, там есть о чем сказать Ему. О, а какое в кадре великолепное иерусалимское кладбище, снятое операторами фильма с высоты птичьего полета!
Так вот, о завещании Герца Франка. Я высказал эти пункты Марии Кравченко и Виталию Манскому и они сказали, что выводы верные.
Действительно, самое сложное в жизни, как известно, две штучки. Сказать «Прости» и «Я тебя люблю». Причем особенно сложно сказать это врагу.
Вещь пострашнее и посложнее – трудно всем нам не ответить на зло злом. Или просто помолчать. И уж почти невозможно ответить добром. Такова жизнь. Мы не достоевские идиоты и не иисусы христосы, чтобы подставлять левую щеку, когда тебя ударили по правой. Поэтому Рай на земле невозможен. Там – может быть.
Дальнейшая судьба главного героя незавидна. И очевидно страшна. Я имею в виду не судьбу убийцы Рабина – пройдет еще 21 год, исполнится 40 лет со дня убийства, он будет сидеть и, может, поймет еще кое-что более важное. Я подразумеваю этого мальчонку, его сына. Он практически изгой, его тело, показываемое в фильме во время очередного телефонного разговора – повторение тела отца-убийцы, плоть от плоти. Он садится в такси и в ответ на его испуганный взгляд ему говорят: «Не бойся, мы тебя не убьем!»
И вот это, безусловно, трагедия. Всемирного масштаба. «Ни одна революция не стоит слезинки ребенка»? Но есть надежда, что Лариса все же это сделала не зря.
Андрей Шаврей, журналист