Читальный зал

Фото с сайта nkbokov.livejournal.com

О путях Господних... (продолжение)

Д. Ю. Могу я задать Вам несколько личных вопросов? Надеюсь, этим я не обижу Вас. Вы перешли в христианство, когда Вам было четырнадцать лет?

М. Л. Да.

Д. Ю. И Вы помните, как это произошло? В результате некоего откровения или какой-то эволюции? Вы еще помните те чувства, какие испытывали в то время?

М. Л. Я всегда отказывался отвечать на подобные вопросы. Просто из чувства элементарного стыда. Меня никак не тянет к «эксгибицио­низму». Но очевидно, что, когда ничего не говорят, это развязывает воображение. Я не хотел слишком распространяться еще вот почему. Потом могут обвинить моих родителей, сказать: «Ведь что же это за родители такие были, а? Если бы они дали своему ребенку еврейское воспитание, такого бы не было». Я прекрасно знаю, что так именно и говорят. Но раз Вы мне задали вопрос, я Вам отвечу. Когда я был ребенком, я чувствовал себя евреем, и чувство это было совершенно таким же, как у любого другого эмигрантского ребенка во Франции. Мой случай - самый обыкновенный. Мое имя не было ни Дюпон, ни Дюран. Назвали меня просто - Аарон, в честь моего дедушки (со стороны отца). Таково было мое имя. Так звали меня в школе. Моя мать приехала во Францию, когда была еще совсем маленькой. Отец приехал во Францию, когда ему восемнадцать лет. Он плохо говорит по-французски. Наша семья была бедная. Я был одет совсем не так, как другие дети. Но довольно часто я бывал первым в классе, и это тоже меня как-то выделяло. Однажды у входа в школу (имени Монтеня) меня избили. Просто за то, что я был евреем. Стоило мне подойти к спорящим мальчишкам, как они начинали орать: «Это не твое дело, еврейская сволочь». Все это мне известно. Но я также знал, что быть евреем - это связано с каким-то особым внутренним содер­жанием. Мои родители не были верующими; я до сих пор еще помню, как они говорили: «Эти раввины, эти попы, всегда они болтают какие-то глупости...» Но я очень хорошо помню, что уже тогда у меня было чувство Бога. Нужно очень немного, чтобы чувство Бога зародилось в душе ребенка. Я помню, как мать читала молитву, благословляя плоды нового урожая. Только это. Для меня этого оказалось доста­точным. И как-то так получилось, что в десять лет я прочитал всю Библию. Тайком...

Д. Ю. В десять лет?

М. Л. Да. Думали, что я упражняюсь на рояле или делаю уроки. Родители держали лавку и не могли уследить за нами.

Д. Ю. Это было еще до войны?

М. Л. Да, в 1936 или 1937... У моих родителей была библиотека. Книги всегда были закрыты на ключ. Все были уверены, что я ничего не читаю. Там были разные книги, купленные моими родителями. Мои родители испытывали великое благоговение перед книгами. Они покупали их без всякого разбора. Ключ лежал на шкафу. Ничего сложного не было. Я забрался на стул и нашел ключ. Открыл шкаф. Читал я самые разные книги - Золя, Абеля Эрмана. Прочел всю серию тех пустых романов, что вышли между двумя войнами, я имею в виду серию Фламмариона. В зеленых обложках. На полке стояла также Библия, протестантская Библия, и я ее всю прочитал.

Д. Ю. Ветхий Завет?

М. Л. Ветхий Завет, а также и Новый. Я с упоением читал Библию и никому ни о чем не говорил. Я не помню точно, в четвертом или в пятом классе, но приблизительно с этого времени я начал задумываться и размышлять над этими вопросами. Я всегда учился в государственной школе, никогда не был в католической. Мои учителя строго соблюдали принцип светской научной объективности. В четвертом классе у нас был преподаватель латинского языка. Лишь после войны я узнал, что он был евреем. Я помню также преподавание истории в четвертом классе. Когда мы проходили древнюю историю Европы, я понял, что знаю гораздо больше того, что нам давали. То же было и на уроках литературы. Начиная с этого времени я стал размышлять. Вспоминаю, как в шестом классе я проводил каникулы в Берке (курорт для детей, больных туберкулезом. - Прим. ред.). Подрост­ком я оказался лицом к лицу со страданиями детей, явственно ощутил зло, смерть. Здесь я получил, для ума, нечто вроде абсолютного подтверждения существования Бога, который один справедлив перед лицом несправедливости, сделанной человеку. Но еще раньше я столкнулся лицом к лицу с нацизмом: когда я был в четвертом или пятом классе, мои родители не побоялись (а может быть, не отда­вали себе отчета) послать меня, два раза, на месяц в Германию, летом, совершенно одного, в немецкую семью, чтобы я практиковался в немецком языке. С паспортом отца, в котором значилось мое настоящее имя. Я попал к антинацистам. Но во второй раз, в 1937 г., я оказался в семье учителей. Дети были чуть-чуть старше меня и, конечно, состояли в гитлерюгенде. Так я собственными глазами, в возрасте одиннадцати лет, увидел нацизм. Я смотрел на него глазами одиннадцатилетнего ребенка, который спорил с тринадцатилетним мальчишкой, состоявшим в гитлерюгенде. Показывая свой нож, он объяснял мне: «На летнее солнцестояние мы убьем всех жидов». Я слышал и такое. Я читал вывешенную на улицах антисемитскую газетенку «Штюрмер». Я понимал, кто такой Гитлер. Так что по­следующее развитие нацизма меня не удивило. Уже в 1937 г. для одиннадцатилетнего мальчика, французского еврея, который общался с немецкими подростками двенадцати-тринадцати лет, все было ясно. Я видел все то, чего французские евреи, взрослые, быть может, еще не видели. И не только они, но даже сами немецкие евреи. Вам понятно теперь, что все это наложило на меня сильнейший отпечаток. Все последующее не застало меня врасплох. Да и как я мог удивляться, если, еще будучи ребенком, понял все сразу, интуитивно. Именно в Германии я впервые увидел взрослых христиан. Они были антинацистами. Это единственное, что я тогда отметил в них. И тогда же я догадался, почему у Бога такая связь с евреями: из-за Мессии - в противоположность «Gott mit uns» на солдатских пряжках. Короче, в эти годы я стал приближаться к христианству. Размышлял, читал. На меня повлияло чтение, культура, которую я воспринял в школе благодаря разным учителям, часть из которых была евреями, но узнал я об этом лишь впоследствии. Одни были ревностными католиками, другие – неверующими и агностиками. Никакого другого влияния на меня не оказывалось. Но внутренне я прошел целый путь. В сущ­ности, Христос как Мессия, Христос – образ еврейского народа - вот ключевая тема моих тогдашних размышлений. В ту же эпоху я ощутил и всю тяжесть исторических гонений, которые были уделом евреев и вместе с тем - их достоинством. Тогда я хотел стать врачом, потому что это лучший путь служения людям. Родители говорили мне, что если к нам относятся иначе, чем к другим, то именно поэтому мы должны быть лучше других, более справедливыми, должны служить всем людям, защищать бедных и несчастных, Я не видел лучшего способа «служить людям», чем путь врача. Это было, скажем, моей тогдашней мечтой. Или же путь великого писателя, как Золя, чтобы защищать угнетенных.

Д. Ю. Но Вы не говорили о влиянии, которое оказала на Вас Библия.

М. Л. Да.

Д. Ю. Вы столкнулись в ней с чем-нибудь, что привело Вас в смуще­ние? Что в действительности с Вами происходило?

М. Л. Не помню. Все меня ошеломляло. И ничто не повергало в смущение.

Д. Ю. Вы говорили родителям о своих размышлениях?

М. Л. Нет. Ни словечка.

И. Б. П. Стало быть, это было обращение в чистом виде.

М. Л. Скорее, некая кристаллизация. В действительности получи­лось так, что когда я в первый раз лицом к лицу встретился с христианами, то оказалось, что я лучше их знаю то, во что они верят. Когда в тот момент я перечитывал Евангелия, то я их уже знал. Я говорю: в тот момент, ибо тогда мои родители совершенно не принимали моих убеждений, которые им казались возмутительными. Я им говорил: «Я же не бросаю вас и не перехожу во вражеский стан. Я становлюсь тем, кем я должен быть. Я не перестаю быть евреем, совсем наоборот, я открыл способ «быть евреем». Я знаю, что евреям невыносимо слушать такое. Но все это я пережил. Я выбрал три христианских имени: Аарон-Иоанн-Мария. Три еврейских имени. Древнееврейских, разумеется. Я сохранил имя, которое получил при рождении.

Д. Ю. Вы говорили о непреходящих ценностях иудаизма, которые сохраняются в христианстве. Затем Вы сказали: «Я открыл ценности иудаизма, приняв христианство». Что Вы этим хотите сказать? О каких ценностях Вы говорите?

М. Л. Я имею в виду призыв Бога к народу, дабы тот познал Его, любил Его и служил Ему. Обетование вселенского спасения обращено ко всем людям. Великая радость - быть с Богом, знать, что Он тебя любит. Для меня Священная история - это история спасения, а вой­на -это гибель истории. В то же время огромный смысл в том, что мы погружены в историю, - это не случайно, ибо в истории раскрыва­ется любовь Божья, наша любовь к Богу, любовь, какую Бог несет всем людям.

И. Б. П. Вы обратились в четырнадцать лет, не правда ли? В Орлеане.

М. Л. Да, в Орлеане.

И. Б. П. И уже тогда Вы захотели стать служителем Церкви.

М. Л. Да.

И. Б. П. С первого же мгновения Вы почувствовали, что станете священником?

М. Л. Да. Мне это стало ясно сразу же. Хотя, конечно, я об этом никому ничего не говорил.

И. Б. П. В сущности, это была все та же идея служения, как, ска­жем, раньше Вы хотели стать врачом?

М. Л. Да.

И. Б. П. А Вам не показалось тогда, что и в лоне иудаизма Вы могли бы служить людям?

М. Л. В то время для меня в иудаизме не было иного содержания, чем то, какое я открыл в христианстве. В те годы иудаизм подвергался преследованиям, и мне даже в голову не могла придти мысль покинуть его; но, по-моему, свое завершение и свой окончательный смысл иудаизм сможет найти лишь тогда, когда примет, признает Иисуса – Мессию Израиля.

И. Б. П. В то время Вы считали, что преследование Израиля это наказание Божие?

М. Л. Нет.

И. Б. П. Вы не считали, что Бог наказывает еврейский народ за то, что тот не признал Иисуса?

М. Л. Нет, никогда у меня не было подобной мысли.

И. Б. П. Я, кажется, уже говорил Вам, что во время войны скрывался у одного священника. Я не могу назвать его имя, потому что он, по-моему, еще жив. Три месяца я прислуживал ему за мессой; это было на юге Франции. Мне было пятнадцать лет. Я скрывался у этого священника, спасшего многих детей. Он не делал попыток обратить нас. Ни в коем случае! Но иногда он пытался объяснить нам: «Ты видишь, дитя мое, тебя преследуют, но это потому, что твой народ не признал Мессию». Не правда ли, это христианское учение?

М. Л. Так говорили. В христианских странах бытовало подобное толкование судьбы Израиля, это несомненно. Но сам я никогда не разделял этого мнения.

И. Б. П. Не посмотрят ли на Вас «косо» в Ватикане за то, что Вы говорите такое в интервью?

М. Л. Что Вы имеете в виду?

И. Б. П.Что слова: «Евреев преследуют, ибо они отвергли Иисуса», не являются своего рода символом веры.

М. Л. Нет, ибо это не есть составная часть католической веры.

И. Б. П. Следовательно, если священник говорил так, то это было его собственное толкование?

М. Л. Это было его собственное толкование. Толкование принятое, распространенное, но не являющееся частью веры. Следовательно, если я не разделяю этого мнения, меня нельзя заподозрить в том, что я, тем самым, уклоняюсь куда-то в сторону.

И. Б. П. Но то, что Вы говорите, не идет ли это против общепринятого?

М. Л. Мои слова, пожалуй, удивят людей, придерживающихся общепринятых мнений, людей, у которых есть предвзятые идеи. Ведь подлинно христианское понимание судьбы Израиля, сущности еврейства, места иудаизма в истории спасения в наше время только начинает развиваться.

И. Б. П. Но все же Вы должны были бы нам сказать: «Послушайте, если Вы хотите по-настоящему стать евреями, если Вы действительно хотите спастись, Вы должны стать христианами». Вы этого не сказали; я не подталкиваю вас к этому. Но, в конце концов, я полагаю, что это было бы логично!

М. Л. Не обязательно. И вот почему: не человек решает, кем он должен быть, а прежде всего Бог; это Бог решает, кем я должен стать и что я должен делать. Вначале Бог, и только потом я. С другой стороны, Ваш вопрос связан с другой, более фундаментальной проблемой. К Вашему вопросу я еще вернусь. Проблема, к которой я приближаюсь как бы на цыпочках, с трепетом, вот какая: что это значит – быть сегодня евреем? Что необходимо для того, чтобы быть евреем и сохранить верность иудаизму? Ответ на этот вопрос не представляется мне столь уж очевидным. То же можно сказать и о христианах: что значит быть христианином? Ведь имеется много разных образов христианского бытия. Мне кажется, что современная еврейская диаспора по своим условиям очень отличается от диаспоры, существовавшей до разрушения Храма. Иудаизм накопил какой-то особый духовный опыт. Я имею в виду тот особый духовный опыт, который характеризует иудаизм последних двух тысячелетий, – раввинизм. С его помощью удалось реализовать нечто фантастическое – сохранить самобытный лик иудейства. Ради этого раввинизму пришлось согласиться с разного рода ограничениями. Но помимо раввинизма есть много других духовных возможностей, иная проблематика, другие течения внутри иудаизма, все то, чего не заметило и не признало официальное большинство. Кроме того, в начале современной эпохи, то есть с восемнадцатого века, когда в Европе началось движение за освобождение человеческого духа, возникли новые проблемы. Отныне проблема еврейской самобытности рассматривается не только с юридической точки зрения, но и с точки зрения верности еврейскому духу. И для меня это совсем не посторонний вопрос. Он связан именно с тем вопросом, который Вы мне задали. Ибо у исторического спора между иудаизмом и христианством есть как бы две стороны. Сам иудаизм -какую позицию он занимает по отношению к своему собственному учению и своей собственной традиции? А в разных христианских кругах (или, скорее, в разных христианских культурах) сами христиане - видят ли они, признают ли они, что у них есть чисто иудейское наследие, со всем присущим ему богатством и разнообразием? Современное христианское богословие еще только начало исследовать проблему соотношения, связи между иудаизмом и христианством. У нас есть все данные для разрешения этой проблемы. Данные эти вполне объективны. Во многом связь между иудаизмом и христианством очень глубока. Но исторически вплоть до наших дней этому вопросу уделялось недостаточное внимание, на него как бы закрывали глаза. В частности, я имею в виду проблему зарождения христианства, роль, какую сыграл при этом иудаизм и реакция иудаизма на христианство. Когда Новый Завет был написан, многие обоюдные позиции уже были отчасти, так сказать, зафиксированы. Но лишь отчасти. С течением времени расхождения углубились. Первая проблема – это отношения между Израилем и другими народами, здесь самое важное вот что: Откровение дано Израилю, но также ради других народов. Согласно Библии, было несколько последовательных Заветов, например Завет, который Ягве заключил с Ноем. А если мы посмотрим на этот Завет, можем ли мы сказать, что это был единственный Завет, предложенный народам? Нельзя ли найти у пророков иного ответа? Завет Ноя это уже много, это уже почти все, поскольку представляет собой некое нравственное мерило, Закон, данный человеку. Но народы, не призваны ли они воспринять нечто в самом иудаизме? Разве Библия не подтверждает этого? Что говорит традиция об обещании, данном Аврааму? А Синайское Откровение?

И. Б. П. Да, в традиции есть разные ответы.

М. Л. Вы согласны? Есть другие ответы? Но именно в связи с проб­лемой доступа язычников, людей из среды гоев (неиудеев. – Прим. ред.), к Завету и разразился кризис в эпоху между 70 и 140 гг., в начале нашей эры, когда зарождалось христианство. И второй вопрос. В какой мере в ту эпоху исполнились пророчества и какие? А для христиан, чем был и чем стал образ Мессии? Это как раз те роковые вопросы, которые постоянно задают друг другу иудеи и христиане. Когда стали относить к Иисусу все, что в Библии говорится о Мессии, не возник ли тогда у иудеев какой-то иной образ Мессии? Войдя в Церковь, язычники образовали в ней большинство, но они забыли, что родились язычниками. Вы знаете, что слово «Цер­ковь» это перевод еврейского слова «кагал»?

И. Б. П. Так же как «Екклесиаст» это «Когелет»?

М. Л. Да, но не в этом дело. Следовательно, Церковь это собрание людей, сделанное Богом?

Д. Ю. Совершенно верно.

М. Л. А когда говорят, что Церковь «кафолическая», то это идет от греческого слова «кафолон» («по совокупности»), Это означает «совокупность евреев и народов». А это не совпадает со словом «вселенская», которое просто указывает на совокупность народов. В переводах легко заменяют одно слово другим. В частности, пере­водя Символ веры, протестанты нередко убирали слово «кафолическая» и сохраняли лишь слово «вселенская». Но тогда понятие вселенскости сводится к какому-то простому, лишенному глубины представлению о вселенскости как о чем-то вроде, например, Организации Объединенных Наций.

И. Б. П. Несомненно.

М. Л. Тогда как греческое слово кафолон - «по совокупности» -означает «кагал», то есть «совокупность евреев, удостоившихся избрания, и языческих народов, которые отныне получили доступ к избранию». По мысли Бога, целостное человечество это и есть Израиль и народы, которые должны в конце времен объединиться в общем, едином Завете. Но если так, то ясно, что эсхатологические времена еще не достигли своего завершения. Вы можете мне сказать: «Но где же Вы видите, что обетования Мессии уже исполнились?» Конечно, это тот вопрос, который мы задаем друг другу. Они, эти времена, еще не завершились. История продолжается. История развивается таким образом, что исполнение мессианских обетовании оста­ется скрытым от нас. Такова вера христиан. Образ Мессии – скрытый образ. Христиане нередко забывают о том, что они ожидают наступления полноты времен, пришествия, во славе, Мессии, учениками кото­рого они являются. Израиль же, из-за Отцов и в силу призвания возлюбленный Богом, должен, пока времена не исполнились, именно как Израиль утвердиться в верности. Ибо дары и призвание от Бога неотменимы. Конечно, это очень трудный вопрос. Для иудаизма христианство это некоторое предвосхищение, некая, что ли, торопливость. Так что за иудаизмом сохраняется нечто вроде права контроля над христианством. У иудаизма есть свое веское суждение. Но я не согласен с теми, кто, подобно марксистам, говорит, что христианство ищет убежища в духовном, потустороннем. Наоборот, оно очень реалистично. Как только затрагиваешь эту проблему, сразу же сталкиваешься со многими предвзятыми мнениями и представлениями. Для того чтобы объяснить все это, вероятно, понадобилось бы куда больше места в вашей газете.

jcrelations.net