Читальный зал

Фото Ints Kalnins / Reuters

Галина Тимченко: «Журналистов много, но журналистики нет»

Есть люди, одно имя которых может обозначать целую эпоху. Вне зависимости от того, как к ним относится.

9 июля 2018 года – год, как не стало Антона Носика. Блогера и журналиста, которого называли «гуру рунета» и который во многом предвидел и определил его развитие.

«Все, что касается масс-медиа, Антон Носик видел на много ходов вперед. Он замечал даже то, что вообще казалось немыслимым, завиральным, не имеющим почвы под ногами. Но потом все происходило ровно так, как он и предсказывал», – сказала «Деталям» Галина Тимченко, учредитель и генеральный директор информационного проекта Meduza. В прошлом она руководила сайтом Lenta.ru, работала с Носиком несколько лет, но и потом они поддерживали тесную связь.

– Я познакомилась с Антоном летом 1999 года, – вспоминает Тимченко. – Дело было так: моя коллега по газете «Коммерсант» подошла ко мне и сказала: «Ты знаешь – есть такой Антон Носик. Он делает интернет-газету, и ему нужны сотрудники. Я не могу пойти на собеседование, потому что уезжаю в отпуск. Ты не хотела бы встретиться с ним, если тебе интересно?

– А что, действительно, было интересно?

– Да. Надо сказать, что тогда в «Коммерсанте» мы переживали кошмарные последствия кризиса 98-го года. Денег не было совсем, и потому все, конечно, искали подработку. Я позвонила, договорилась о встрече и пришла в РИА «Новости». Там обнаружила две крошечные комнатки. Носик выбежал мне навстречу – худенький, тоненький – и сказал: «Слушай, пошли поедим, я ничего не ел». Мы пошли в ресторан, и я отказалась от трапезы.

– Почему?

– Считала, что неприлично есть на собеседовании. Он махнул рукой и сказал: «Ладно, давай тогда выпьем!» Он выпил, я тоже – грамм пятьдесят коньяка – и абсолютно «улетела», потому что была голодной. Антон начал спрашивать меня о том, что я делаю в «Коммерсанте», и через две минуты спросил: «А чего ты такая нервная? Чего такая дерганая? Я тебя уже взял на работу, если тебе это интересно».

Через день я пришла в тогдашнюю «Ленту», а еще через день он заплатил мне зарплату за месяц вперед.

– Сколько времени Вы с ним вместе работали?

– До того момента, пока Антон не ушел оттуда в 2004 году.

– Расскажите о Носике – таком, каким его увидели Вы.

– Очень трудно выделить что-то особенное. Во-первых, тогда каждый день приносил что-то новое, каждый день ты ощущал себя в новых условиях, потому что интернет тогда был крошечным и развивался буквально на наших глазах. Я так никогда не работала – точнее, не работала с таким начальником, когда двенадцать часов все время с ним плечо к плечу. И, во-вторых, у меня никогда прежде не было начальника, который бы работал быстрее, лучше, активнее, и тебя бесконечно «пинал», торопя и подгоняя: «Быстрей! быстрей! соображай! соображай!..»

– После того, как Антон ушел из «Ленты», вы продолжали общаться?

– Продолжали. Вначале очень плотно, а потом реже и реже. Потому что сначала он нужен был мне, как спасательный круг, и мы с ним, конечно же, ругались. Это было абсолютно нормально, потому что поругаться с Носиком – это все равно что кофе выпить. А вообще он мне нужен был постоянно. У него был на удивление особый взгляд: несмотря на то, что он создал «Ленту», он, тем не менее, не относился к этому ресурсу как «отец-основатель».

– Что Вы имеете в виду?

– Он всегда видел проблему, поднявшись над ней. А я, напротив, оставалась в «туннеле», и каждый раз, когда возникал затык, я, конечно, сразу бежала к Носику.

А потом, в какой-то момент, мне вообще показалось, что он отошел от медиа. Более того, я даже к стыду своему говорила, что медиа – это тот поезд, на который можно вскочить только один раз, а дальше он идет, и ты уже не успеваешь. Но, как оказалось, это я была отстающей, а Носик как раз оставался на этом поезде. Именно он раньше всех понял, что медиа – это не только веб-сайт, что медиа может существовать на всех платформах. И он начал существовать на всех платформах раньше всех – еще до того, когда до всех дошло, насколько он прав. Хотя до некоторых это не дошло до сих пор.

Знаете, после того, как Антона не стало, я пересматривала его лекции. И увидела его выступление на каком-то форуме в Киеве, в 2013 году. Нам тогда казалось, что мы бога за ноги поймали, потому мы перезапустили «Ленту», и это был верх успеха. Мы стали ресурсом №1 в России, причем уже без всяких скидок на Интернет – мы стали, помимо телевизора, главным медиа России! Но Носик в апреле 2013 года, то есть за год до того, как меня уволили с «Ленты», уже уверенно, как о свершившемся факте, говорил, что тот, кто пойдет в мобильный браузер, тот, кто поймет, как с ним работать, как работать с аудиторией в смартфоне – выиграет все, сорвет банк. А тогда аудитория «Ленты» в мобильном пространстве составляла всего двенадцать процентов, и тогда это утверждение казалось чуть ли не диким.

В те времена мобильная версия казалась нереальной, поскольку в мобильных телефонах был плохой интернет. А сейчас, например, у «Медузы» этот показатель – восемьдесят процентов. Прошло всего пять лет, и все получилось так, как Носик и предсказывал.

– Но Антон был сложным человеком, не так ли?

– Не знаю, для меня не был. Он оставался верен собственным принципам, отстаивая их всегда. Все остальное – это его частная жизнь, к которой я не имела никакого отношения.

– Что за принципы?

– Он требовал уважения к себе и к своим особенностям, и отстаивал свое право быть таким, каким он хочет быть. И точно так же относился ко всем остальным.

– Можно пример?

– Допустим, речь идет о таком прокремлевском медиа-аналитике Константине Рыкове, с которым я, к примеру, не здоровалась никогда. Просто проходила мимо. А Антон с ним общался, потому что оставлял за ним право быть таким, каким он хочет. Носик априори считал людей достаточно взрослыми и самостоятельными, чтобы отвечать за свои поступки, и так же вел себя сам. Как мне кажется, это довольно простой принцип, и он четко ему следовал, всегда и во всем следуя системному подходу. Даже в вопросах благотворительности, и даже когда это касалось близких ему людей.

– Складывается ощущение, что после вашего ухода из «Ленты», а следом за вами чуть ли не всего коллектива, рухнул не только этот сайт, но и прочие независимые СМИ?

– Мне кажется, что это не очень справедливая оценка. Другое дело, что это немного из сказки про «серую шейку»: лунка льдом все зарастает и зарастает, а лиса все ближе и ближе, а серая шейка нарезает круги все уже и уже. Пожалуй, так это происходит. Есть еще независимые медиа – такие, как «Медиазона», «Такие дела», ОВД-инфо, есть, как бы к нему ни относиться, «Дождь», есть «Новая газета»… – то есть эта небольшая «лунка» еще остается. Другое дело, что «лунка» становится все меньше и меньше, а мороз – все крепче и крепче.

– А как бы Вы вообще охарактеризовали ситуацию с российским медиа-пространством?

– Знаете, мы с нынешним главным редактором «Медузы» Иваном Колпаковым определили для себя происходящее как «зомби-апокалипсис». Я вижу «Ленту», вижу свою верстку – правда, сделанную кривыми руками; я вижу сайт РБК, вижу «Газету», а это уже не люди делают – это зомби. Они действуют по другим законам, хотя выглядят так же, как выглядели когда-то.

– Снизился уровень профессионализма?

– Понимаете, всего стало меньше. Сильно меньше. А на маленьком рынке очевиднее недостатки. Другое дело, когда существовали лидеры – разные, непохожие, но лидеры. К примеру, то же РИА «Новости» до 2011 года, как бы ни относиться к ним. Они, несмотря на государственный статус, были в какой-то степени склонны к инновациям, пытались давать объективную информацию. Я помню времена, когда РИА «Новости» одновременно сообщали про митинг и «путинг». РБК вел себя достойно, при всех недостатках. Много чего было. А сейчас, повторю, рынок сузился, пальцев на одной руке хватит, чтобы пересчитать тех, кто заслуживает внимания.

– Безрадостная картина…

– Я бы так не сказала, потому что при всем этом нас радуют регионы. В многих СМИ на местах вдруг обнаруживается… Нет, знаете, Антон меня бы сейчас раскритиковал…

– Почему?

– Потому что качественный продукт мало кто выдает. Я все время говорю: в России очень много хороших журналистов, но нет журналистики. И потому надо радоваться удачам журналистским, а они случаются, слава Богу, каждый день. Достаточно зайти на сайт премии «Редколлегия» и посмотреть, какое количество региональных журналистов выдвигается на эту премию, и за какие материалы. Все это формирует более оптимистичную картину, чем нам кажется.

– Вы создали новый интернет-ресурс, «раскачали» его, а в 2016 году оставили пост главного редактора. Как сегодня развивается «Медуза»?

– Как мне кажется, мы преодолели кризис первых трех лет, когда понимаешь, что уже чего-то добился. И в этом смысле я наследую Антону, потому что мне кажется, что я все, что могла, для «Медузы» сделала, и она развивается отныне с другим главным редактором куда более интенсивнее, чем я могла бы себе представить. Правда, тут тот случай, когда я не внутри «коридора», и могу сказать, что сегодня у ресурса самая сильная репортерская служба в стране, самый мощный «пул» специальных корреспондентов. Такого количества расследований, профайлов политиков, такого количества «журналистики прямого действия» практически не встретишь, пожалуй, нигде. Может быть, в этом с нами может соперничать «Новая газета», но, не в обиду ей будет сказано – редактура и качество текстов, да и подбор тем кажется у нас разнообразнее, и редактура качеством немного выше.

Потому, если наш журналист Иван Голунов своим расследованием отменил проведение торгов – «тендеров» – на шесть миллиардов рублей; если Даниил Туровский, расследовавший деятельность игиловских рекрутеров и факты насилия в школах, вызвал своими публикациями колоссальный резонанс – я не знаю, кто еще бы так смог. Это все молодая кровь, молодой – скажем так, относительно молодой – главный редактор. Но и достаточно зрелый, чтобы не совершать «ошибки молодости».

– Но адаптировалась «Медуза» к новым условиям не сразу? Редакция переехала в Ригу, словно оказавшись в другой стране, в изгнании…

– Если говорить о самом начале, то вернее было говорить, что мы выжили, но еще не пережили. То есть выжили как СМИ, но не пережили развал «Ленты». Более девяноста процентов сотрудников ушли из «Ленты» вслед за мной. Конечно, это жизнь напополам, это крушение мира, который нас окружал долгое время. Через три месяца после ухода мы приступили к созданию «Медузы» – выжили, но не пережили. И только сейчас можно говорить, что теперь уже, по прошествии трех лет, пережили.

– Экономически вы тоже выжили?

– Выживаем. Нельзя сказать, что выжили, это бесконечный процесс.

– Как «Медуза» освещает израильские реалии?

– В Израиле у нас нет корреспондентов С нашими довольно скудными ресурсами мы не можем себе это позволить. У нас только в этом году появился корреспондент по международным делам – Константин Бенюмов. Он и до того занимался этим направлением, брал интервью у политиков самого высокого ранга. Он, так или иначе, занимается международной повесткой. Но, как вы понимаете, один журналист всюду не поспевает, при всем желании. Про Израиль мы пишем, когда есть такая явная, жесткая активная повестка или что-то, мимо чего мы категорически не можем пройти.

Но в основном мы сосредоточены на российской теме, потому что стоп-листы огромны, а белый шум нарастает. Потому для наших спецкоров мы выбрали такой девиз: «Россия – это страна нерассказанных историй». И, к сожалению, международная повестка отходит на второй план, потому что мы понимаем: российским читателям не хватает информации о той стране, в которой они живут. Если посмотреть на программы российского ТВ, то они строятся по следующему принцип: «Путин, Путин, Путин, Путин, Украина, Украина, Украина, Сирия, Сирия, Сирия, погода, спорт, Путин, Путин». А что реально происходит в стране – об этом ничего нет. И потому для нас главное – это рассказывать России про Россию.

Марк Котлярский

detaly.co.il